1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

На следующий день утром я поехал в университет, где сразу же почувствовал большой эмоциональный подъем среди студентов и преподавателей. Моя лекция перетекла в интересную дискуссию со студентами. Позднее мне пришлось дискутировать с преподавателями и сотрудниками, а также в университетском комитете ПОРП, членом которого я был. Это позволило мне сориентироваться в событиях предыдущего дня. Описание произошедшего и оценки разнились, однако всех удивила неожиданно грубая реакция сил правопорядка. Вечером я участвовал в созванном деканом факультета биологии и наук о Земле собрании научных сотрудников. Организаторы старались превратить его в своеобразное вече, на котором развернулись атаки на Гомулку и на его методы руководства. В этом помогали им некоторые из ассистентов, которые время от времени появлялись в зале заседаний и информировали о новых случаях издевательств над студентами (обычно студентками) в разных местах города. Это подогревало атмосферу встречи, но не способствовало конструктивному обсуждению проблем, о которых в первой половине дня я, по существу, и дискутировал со студентами и коллегами. Студенческие волнения продолжались, и всю вину за них собравшиеся возлагали на Гомулку, не пытаясь выяснить причины этих событий, их подлинный смысл и политическое лицо участников. Я попробовал было начать осмысленный разговор, но даже профессора, являвшиеся креатурой партии (некоторые из них занимали высокие партийные должности), были против этого. На некоторых факультетах атмосфера подобных собраний была другой, однако я говорю лишь о том, что чувствовал и наблюдал сам.

В тот же день, после обеда, понимая необходимость принять участие в обработке материалов софийского заседания, я был в здании ЦК ПОРП. Там я встретил Зенона Клишко и Станислава Трепчиньского[690], которые стали расспрашивать меня об обстановке в университете. Сами они были дезориентированы, а Клишко, прежде чем выслушать мой рассказ, констатировал, что руководству партии поступает недобросовестная информация от МВД и Варшавского комитета ПОРП. Он попросил меня оставаться с ним на связи и сообщать обо всех тревожных случаях. В течение нескольких дней я так и делал: передавал ему свои наблюдения и соображения.

Кажется, 11 марта я случайно стал участником начинавшихся недалеко от памятника Копернику столкновений, где отряд ЗОМО[691] дубинками разгонял демонстрацию молодежи. Вместе с бежавшей толпой я оказался зажатым внутри улицы Новый Свят (боковые улицы были заблокированы милицией), поскольку демонстрантов, вероятно, сознательно оттесняли в сторону «Белого дома». В Аллеях Иерусалимских к не прекращавшим своей активности участникам предыдущей стычки присоединились группки молодежи, прибывавшие со стороны моста Понятовского. Держались они более агрессивно, пугая прохожих. У входа в здание ЦК я наткнулся на Франтишка Шляхчица, командовавшего офицерами милиции. Те, в свою очередь, руководили рядовыми милиционерами, использовавшими против демонстрантов дымовые гранаты. Демонстрантам удавалось ловить гранаты, которые они бросали обратно, в сторону милиции. Заметив, что тут же стояли бездействующие машины с водометами, я сказал Шляхчицу, что эффективнее было бы использовать их, на что он иронично возразил: «А пусть себе порезвятся, нам такой опыт может пригодиться в будущем. Кроме того, пусть немного попугают стариков, сидящих в этом здании…» Тогда я воспринял эти слова как шутку.

19 марта я был участником проходившей в Зале конгрессов Дворца культуры и науки встречи руководства ПОРП с варшавским партийным активом. По замыслу Гомулки, она должна была способствовать снятию напряжения, вызванного студенческими беспорядками, и противодействовать небезопасной для страны дезинтеграции общества, которая стала ясно вырисовываться. В действительности же встреча превратилась в открытый вызов, брошенный Гомулке широкими кругами высшей и столичной партийно-государственной номенклатуры (поскольку именно таковым, за исключением специально отобранных рядовых клакеров, был состав участников встречи). Этой цели служили заранее сформулированные предложения способов решения возникших проблем и демонстративные проявления личных симпатий собравшихся.

Я сидел в одном из первых рядов Зала конгрессов, между двумя заместителями заведующего Иностранным отделом ЦК ПОРП. Это не были эпигоны, представлявшие старый, берутовский[692], аппарат, но обязанные своей политической карьерой Гомулке функционеры возникших после Октября[693] молодежных организаций. И вот теперь эти деятели, реагируя на сигналы, поступавшие из амфитеатра, где сидел партийный актив района Воля, вскакивали со своих мест и скандировали вместе с залом фамилию Герека[694]. Когда Гомулка в недоумении отрывал взгляд от текста речи и пробовал разглядеть, откуда идут эти возгласы, зал реагировал трусливо и, как бы попятившись, начинал скандировать: «Веслав – Герек». Однако едва Гомулка отводил взгляд, собравшиеся возвращались к первому варианту.