1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

Возвращаясь к главному, хотел бы подчеркнуть, что в период чехословацкого кризиса (а точнее, с марта 1968 г.) отношения между Гомулкой и Брежневым были не просто нормальными, но и подчеркнуто дружескими. Хотя во время совещаний они не всегда придерживались одинаковых взглядов, но это никогда не приводило к каким-либо конфликтам. При принятии решений оба демонстрировали стремление действовать сообща и достигать согласия по главным вопросам. Как я полагаю, это было осмысленное поведение, соответствовавшее их природе профессиональных политиков. Гомулка прекрасно знал, что в отношениях между социалистическими странами существенную роль играют взаимные симпатии или личная неприязнь их лидеров. Поэтому его обостренный критический настрой, проявлявшийся довольно ясно в отношении некоторых партнеров, в случае с Брежневым тщательно сдерживался, имел отвлеченный характер или выражался косвенно. Кроме того, как трезвый политик Гомулка сознавал, что после мартовских событий ослабление его позиций в собственной стране ведет к снижению его авторитета и за рубежом, его большого влияния в международных делах. Любой конфликт с Брежневым мог еще сильнее осложнить ситуацию и даже сделать невозможными действия единым фронтом в ключевом для Польши вопросе урегулирования отношений с ФРГ. В свою очередь, Брежнев нуждался в поддержке Гомулки в вопросе интернационализации чехословацкой проблемы, а также в не менее важной для него проблеме усиления своего личного лидерства, как в собственной стране, так и в рамках сконструированного им объединения социалистических государств. Без такой поддержки амбиции Брежнева были бы обречены.

В конце июля 1968 г., получив необходимые наставления от Гомулки, я выехал на работу в наше московское посольство. По приезде я подключился к связанным с Чехословакией вопросам, которые были также в центре внимания посла Яна Птасиньского. Нашим частым гостем в то время был посол Чехословакии, бывший секретарь ЦК КПЧ Владимир Коуцкий, облегчавший нам понимание политической обстановки в его стране. Он-то и информировал нас, кроме всего прочего, о ходе советско-чехословацких переговоров в Чиерне-над-Тисой (29–31 июля[703]) и о многосторонней встрече в Братиславе (3 августа), которые, по его мнению, не принесли продвижения в разрешении нараставших противоречий.

Кульминационный акт чехословацкого кризиса пришелся на вторую половину августа 1968 г. 17 августа меня проинформировали, что в Москву прилетают наши руководители, которых я должен был сопровождать во время их визита. Предварительно было оговорено, что их прибытие необходимо сохранить в строгой тайне, как дома, так и в посольстве. Поэтому, предупреждая жену о своем отсутствии, которое, как мне казалось, продлится целый день, я не сказал, куда направляюсь. В состоявшейся 18 августа встрече в так называемом Доме приемов на Ленинских (ныне Воробьевых) горах участвовали первые лица Болгарии, Венгрии, ГДР и Польши, а также почти все Политбюро ЦК КПСС.

Ни одна делегация не включила в свой состав министров иностранных дел и обороны. Было также договорено, что при каждой делегации мог находиться только один человек, исполнявший обязанности секретаря и переводчика. Все другие, включая советскую охрану, с началом заседания должны были спуститься на первый этаж здания. Столь жесткие условия секретности совещания были беспрецедентными. Не имеет смысла описывать здесь ход заседания, поскольку его запись, которую я тогда сделал, была опубликована в 1995 г.[704] Однако хотелось бы подчеркнуть, что Брежнев по старой привычке проинформировал о своих намерениях Гомулку раньше других, по пути с аэродрома. Самое важное из того, что осталось в моей памяти, – сообщение Брежнева о единогласном решении Политбюро ЦК КПСС начать военную интервенцию в ночь с 20 на 21 августа и расчет на его поддержку со стороны всех прибывших в Москву представителей социалистических стран. При этом он подчеркнул, что все должны позаботиться о соблюдении строжайшей секретности в этом вопросе до момента начала интервенции. Гомулка прежде всего поинтересовался, обратились ли к СССР и остальным участникам коалиции с просьбой об оказании им помощи так называемые здоровые силы в руководстве КПЧ? Ответ Брежнева был отрицательным, а комментарий острым. Он проинформировал, что чехи объясняют ситуацию намерением расширить круг лиц, готовых подписать обращение. Однако, по словам Брежнева, из других источников стало известно, что многие из авторитетных лиц отказались от данного ранее обещания. Особенно резко он оценил поведение Алоиса Индры[705], который претендовал на место Дубчека, а сейчас колеблется. Это потребует, – сказал Брежнев, – пересмотра наших планов относительно будущего участия некоторых деятелей во власти. Он также добавил, что не стоит ожидать положительных перемен в позиции большего числа деятелей КПЧ, принимая во внимание их опасения возможных репрессий.