Понятно, что критические оценки и замечания Гомулки не вызывали восторга у советских руководителей. Особенно если учесть, что представители других стран не полемизировали и вообще редко высказывали свое мнение, хотя обсуждавшиеся на совещании вопросы не могли быть им безразличны. Даже если у Брежнева проявлялись поначалу некоторые сомнения, то чем больше уступала чехословацкая сторона, тем более уверенным становился советский руководитель и все меньше обращал внимания на какие-либо возражения и предостережения. На последнем общем ужине после окончания совещания Брежнев вел себя как триумфатор, оценивая достигнутое соглашение практически как свою личную победу. В его тосте также появились новые акценты, которые позднее легли в основу так называемой доктрины Брежнева. У меня было впечатление, что именно тогда советский руководитель почувствовал себя вождем, отвечавшим за судьбу всего сообщества, которое начали называть «социалистическим содружеством».
Некоторые полагают, что «Веслав», поддержав вторжение в Чехословакию, изменил сам себе. Однако такая оценка представляется наивной и свидетельствует о непонимании сущности политики, которая редко предоставляет свободу выбора действий. В то время Гомулка оказался перед дилеммой: протестовать против интервенции во имя благородного принципа невмешательства во внутренние дела другого государства, одновременно загубив возможность солидарных действий европейских социалистических стран в политике по отношению к ФРГ, или поддержать интервенцию, обеспечивая Польше поддержку СССР в ключевом для нас вопросе получения международного признания наших западных границ. Руководствуясь чувством ответственности за судьбу своей страны, Гомулка выбрал второй вариант. Такой выбор противоречил его прежней политике обеспечения суверенности стран-участниц Варшавского договора, но коррелировал с самым на том этапе важным – закреплением новой территориальной конфигурации польского государства и нерушимости его внешних границ. Если рассматривать этот выбор в психологических категориях, то он, очевидно, был для Гомулки драматичным и, без сомнения, стал причиной его личных переживаний. А с точки зрения соображений политики первый вариант, в сущности, не имел смысла: сопротивление «Веслава» не изменило бы судьбы Чехословакии, зато могло стать препятствием для реализации наших национальных планов. Во избежание этого Гомулка был вынужден присоединиться к решению, которое в августе 1968 г. приняли советские руководители. Приписывание же Гомулке некритичного одобрения этого решения или роли инспиратора является ничем иным, как замещением истины, не имеющим оснований вымыслом или сознательным ложным обвинением.
11-16 ноября 1968 г. проходил V съезд ПОРП, в работе которого в качестве гостей приняла участие делегация КПСС во главе с генеральным секретарем ЦК Брежневым. Перед этим меня вызвали в Варшаву, потому что назначили сопровождающим делегации. Я был доволен таким назначением, т. к. многодневный контакт с Брежневым и его ближайшим окружением давал возможность лучше узнать их взгляды, а также сделать более тесными дружеские отношения с некоторыми из них, что крайне важно для дипломатической работы. Полезным было также знакомство с советскими офицерами охраны. Моя внешность стала для них настолько привычной, что в Москве никогда не случалось, чтобы на разных официальных мероприятиях они препятствовали моему общению с кем-либо из советских руководителей.
Во время съезда Гомулка, в отличие от других членов руководства ПОРП, не баловал Брежнева особым вниманием. Ограничившись двумя сугубо протокольными контактами, он не приезжал в резиденцию делегации КПСС на обычные в таких случаях беседы, что, вероятно, раздражало Брежнева. Особенно если учитывать, что специфика съезда не побуждала и других членов нашего руководства напрашиваться на встречу в резиденции советской делегации. Чаще всего случалось так, что я был единственным представителем хозяев, и на мне лежал груз обязанностей занимать гостей за столом и во время прогулок в парке в Лазенках. Впрочем, не стоит преувеличивать мои возможности в этом, тем более что в советской делегации всегда имелись желающие побеседовать со своим лидером. И это были самые интересные, а иногда и очень важные моменты.