1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

Польша снова оказалась под угрозой изоляции в своей политике по отношению к ФРГ. Притом изоляции значительно более важной, чем предыдущая, предшествовавшая интервенции в Чехословакию, потому что включала то государство, которое было в состоянии дисциплинировать оставшихся партнеров в игре с ФРГ. Если бы СССР в новом соглашении с ФРГ не затронул бы проблемы признания нерушимости границ в Европе, то тогда и остальные участники Варшавского договора почувствовали бы себя освобожденными не только от обязательств поддерживать Польшу, но и также от обязанности защищать свои собственные, ранее сформулированные позиции для того, чтобы урегулировать свои связи с Западной Германией и установить с ней дипломатические отношения. В такой ситуации Польша встала бы перед необходимостью выбора одного решения из двух невыгодных для нее вариантов: установить дипломатические отношения с ФРГ без формального признания ею западных польских границ или же быть изолированной от процессов нормализации, одновременно теряя какие-либо шансы добиться признания границ в обозримом будущем.

В этом трудном положении Гомулка должен был изменить прежнюю тактику. Предстояло так выстроить политику по отношению к СССР, чтобы склонить Москву к включению в соглашение о неприменении силы, которое она намеревалась подписать с ФРГ, соответствующих клаузул, касавшихся признания послевоенных реалий в Европе, и особенно границ Польши по Одре и Нысе Лужицкой, а также границ между ФРГ и ГДР. Между тем в советской элите все отчетливее крепло убеждение, что власти ФРГ готовы пойти на различные уступки, за исключением признания неизменности раздела Германии и территориально-политического status quo в своих отношениях с Польшей. Такие представления не только характеризовали сторонников так называемого пронемецкого варианта, но были достаточно распространенным явлением. В силу этого намерения добиться учета польских требований, хотя они и находили понимание у многих советских политиков (а также у многих дипломатов из МИДа), оценивались как мало реалистичные и одновременно затруднявшие достижение прогресса в международных отношениях. Значение также имело укоренившееся среди части советского истеблишмента мнение, что монополизация СССР гарантий признания наших западных границ является удобным инструментом давления на Польшу, от которого не стоит отказываться. Это все беспокоило Гомулку. Подобные взгляды, ставшие известными в Польше, рождали в кругах антигомулковски настроенных аппаратчиков надежды на возможность замены лидера «более разумной» фигурой, т. е. легче поддающейся влиянию восточного соседа.

Когда Гомулка осознал возможность угрозы польским национальным интересам, исходившей от позиции советских властей, он решил поменять тактику. Оставаясь ревнителем единства действий по немецкому вопросу стран-участниц Варшавского договора, он счел нужным отделить проблему признания западных польских границ от других требований и предложить Бонну особую формулу нормализации отношений между Польшей и ФРГ. Благоприятным тому обстоятельством был факт, что в ФРГ после прихода к власти социал-демократов во главе с Вилли Брандтом настроения по отношению к Польше также изменились. Свою новую формулу Гомулка представил в известной речи 17 мая 1969 г. на встрече с избирателями в Варшаве. Он предложил властям ФРГ заключить соглашение, в котором нормализация отношений между двумя государствами была бы тесно увязана (и даже обусловлена) с признанием ФРГ существующей западной польской границы в качестве окончательной и нерушимой. Такая позиция, которую Гомулка не счел нужным согласовать не только с союзниками, но и с Политбюро ЦК ПОРП, была достаточно рискованной, однако это позволило Польше взять в свои руки инициативу в ключевом для себя вопросе. По отношению к советскому руководству Гомулка, по всей вероятности, действовал обдуманно: постоянно напоминал, что в касающихся Польши вопросах оно должно информировать нас о шагах, предпринимавшихся Москвой совместно с третьей стороной. Поскольку этого принципа советские руководители не всегда придерживались, то он применил библейское решение: как Иаков Богу, так и Бог Иакову.