1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

Речь Гомулки оказалась для советского руководства неожиданной. Официально советская сторона долго не реагировала на нее ни в СМИ, ни в материалах для служебного пользования. На дипломатическом поле реакция советских представителей поначалу была холодной, а позднее она приняла подчеркнуто отрицательный характер, что отразилось, в частности, на контактах с нашим посольством в Москве. Однако наибольшую неприязнь к предложению Гомулки проявило руководство ГДР и его представители в СССР. Понимая, что они теряют прежнюю монополию на формирование оценок ситуации в ФРГ, а также неписаное право регулировать контакты других стран с Западной Германией, они старались повлиять на советское руководство, чтобы торпедировать или как минимум застопорить польско-западногерманские переговоры. Однако позиция Гомулки оставалась решительной и неизменной: польское предложение о заключении соглашения с ФРГ соответствует совместно выработанным установкам на признание Германией границы на Одре и Нысе Лужицкой, оно укрепляет тенденции на всеобщее признание status quo в Европе и, следовательно, должно найти безусловную поддержку со стороны всех социалистических стран.

Отрицательное отношение советского руководства к польской инициативе было небезопасно для Польши, поскольку могло содействовать невыгодной для нашей страны конфигурации нового соглашения СССР с ФРГ и одновременно лишить Варшаву поддержки со стороны других государств-участников Варшавского договора и обострить позицию ФРГ по содержанию данного договора. Более того, оно даже могло способствовать саботажу работы над соглашением со стороны собственного партийного и государственного аппарата, «обработкой» которого занимался упомянутый выше Костиков – самозваный претендент на роль генерал-губернатора. Костиков, не ясно кем движимый, бегал тогда по кабинетам разных влиятельных польских бюрократов, убеждая их саботировать усилия Гомулки.

Для того чтобы предотвратить негативный ход развития событий, нужно было решиться на большую политико-дипломатическую работу, как непосредственно с советскими лидерами, так и среди влиятельных советских аппаратчиков, чтобы завоевать последних на нашу сторону. Первую задачу взяли на себя Гомулка и его самое близкое окружение. Вторая выпала на относительно узкую группу лиц. Это не было случайностью: «Веслав», учитывая критическое отношение некоторых внутренних сил, не принимавших его самостоятельно начатых действий или ставивших под сомнение возможность их реализации, а также слабую служебную дисциплину аппарата, решительно ограничил круг лиц, получавших подробную информацию о подготовке соглашения с ФРГ и тем более имевших доступ к материалам о ходе консультаций и непосредственных переговоров. По моим сведениям, осторожность Гомулки не полностью помешала различным охотникам до государственных тайн или простым сплетникам, а некоторым даже принесла прямую выгоду. Пример – будущая карьера Вацлава Пионтковского, тогда руководителя польского торгового представительства в ФРГ[711], которого в то время намеревались заменить специалистом по политическим вопросам. По решению Гомулки от этой замены отказались, чтобы не расширять круг лиц, участвовавших в продолжавшейся политической игре.

Переговоры с представителями СССР не были легкими. От польской стороны требовались как решительность в защите главного национального интереса, так и способность, учитывая советские устремления, найти нужным образом сформулированный компромисс. Я участвовал почти во всех встречах, которые проходили тогда в Москве и были посвящены нормализации отношений с ФРГ: в беседах Гомулки с Брежневым выступал в качестве личного переводчика, в консультациях между представителями министерств иностранных дел – как полномочный советник-посланник посольства.

Самым главным было то, что Гомулке удалось убедить в приемлемости наших аргументов Брежнева, который воспринял, прежде всего, тезис, что реализация нашей концепции нормализации отношений с ФРГ будет способствовать закреплению территориального status quo в Европе, не ставя при этом под сомнение принципы единства внешней политики стран-членов ОВД и собственные интересы каждой из них. В свою очередь, Гомулка был удовлетворен обещанием Брежнева, что советский договор с ФРГ не станет простой декларацией о неприменении силы, а в нем будет содержаться формулировка, касающаяся признания нерушимости существующих границ.