1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

Противоречие налицо. (С этими заявлениями не стыкуется и свидетельство члена Политбюро ЦК КПСС и активного участника разного рода мероприятий, связанных с «чехословацким вопросом», П. Е. Шелеста, согласно которому позиции Гомулки, Ульбрихта, Кадара и Живкова не были известны в Москве вплоть «до Дрездена», т. е. до второй половины марта 1968 г.[357]) Возможно, подобные разночтения объясняются «плотностью» событий при их большой значимости для развития чехословацкого кризиса. Как бы то ни было, очевидно, что за очень короткий срок позиция Живкова оформилась вполне отчетливо, причем он, безусловно, оказался в компании тех участников «пятерки», которые были настроены наиболее критически к процессам, имевшим место в Чехословакии и которых, без особой натяжки, можно считать «ястребами». Но до определенной поры эта позиция выражала его личное мнение, не была «санкционирована» коллективным мнением и тем более решением болгарского руководства. Замечу в связи с этим, что состоявшиеся в Софии «встречи за кулисами» остались на уровне конфиденциальных и проводились за спиной участвовавших в заседании членов чехословацкой делегации. Чехословакия не упоминалась ни в официальном коммюнике совещания, констатировавшем «откровенный обмен мнениями», ни по ходу пленума ЦК БКП (14 марта 1968 г.), специально обсуждавшего итоги заседания ПКК ОВД[358]. Время вынести чехословацкие сюжеты на белый свет еще не настало. Но ждать оставалось недолго…

Известно, что в Софии участники по предложению Дубчека условились провести встречу представителей СССР, Венгрии, ГДР и Польши в Дрездене с целью обсудить состояние экономического сотрудничества и международное положение. По настоянию Живкова, стремившегося войти в «клуб» высших руководителей, Болгария в числе других участниц советского блока получила приглашение на эту встречу[359]. Характерно, что приглашения (в болгарском случае устная информация советника-посланника в Болгарии М. Е. Позолотина) поступали фактически накануне и без указания точной повестки дня[360]. Трудно сказать, явилось ли это стечением обстоятельств, желанием обеспечить полную секретность или расчетом на эффект неожиданности. Думается, что менее всего можно говорить о случайности.

Расчет оправдался: во всяком случае, чехи и болгары не ожидали, что центральным на совещании в Дрездене окажется вопрос о ситуации в Чехословакии и возможных последствиях ее развития для восточного блока. По всей вероятности, по этой причине выступление Дубчека, заявившего о неожиданной для чехов повестке дня, как вспоминал П. Е. Шелест, «было неорганизованным, несобранным, довольно путаным и неубедительным»[361]. Показательно, что для участников совещания мартовский кризис в Польше, несмотря на размах студенческих волнений, не стал в Дрездене поводом для серьезного анализа и/ или беспокойства. Видимо, способность ПОРП «восстановить порядок» под сомнение не ставилась. А вот с Чехословакией дело обстояло иначе. Заверения чехов, что целью намеченных реформ является не уничтожение завоеваний социализма, а его демократизация, не убедили присутствовавших. Реформаторов обвинили в отступлении от принципов советского социализма. Особой резкостью отличались оценки Гомулки и Ульбрихта, заявивших о «ползучей контрреволюции» в стране. Живков на совещании отсутствовал. На то, чтобы, добившись приглашения, не воспользоваться возможностью лично прибыть на встречу на высшем уровне, у болгарского руководителя должна была иметься веская причина. Таковой стал крайне важный для болгарского руководства официальный визит Живкова в Турцию 20–26 марта[362]. По мнению Искры Баевой, отсутствие болгарского лидера в Дрездене подтверждает, что он не склонен был драматизировать события в Чехословакии и, кроме того, вероятно, учитывал, что после вышеупомянутого мартовского заседания ПКК ОВД его позиция была известна и полностью ясна[363]. Болгарский исследователь Ангел Николов склонен усматривать в отсутствии Живкова тактический ход, предпринятый с ведома Брежнева: после отстранения Румынии от обсуждения «чехословацкого вопроса» встреча при участии сопредельных с ЧССР государств приобретала статус регионально-ограниченной. Поэтому неожиданное появление на ней Болгарии, не имевшей с чехами и словаками общей границы, следовало обставить как можно скромнее. Отсюда и отсутствие болгарского лидера в Дрездене и замена его членом Политбюро Станко Тодоровым[364]. Кроме него в болгарскую делегацию входили также заместитель председателя Совета министров Живко Живков и председатель Госплана Апостол Пашев. Из воспоминаний Живко Живкова[365] следует, что никаких директив и рекомендаций они не имели и были вынуждены действовать на свой страх и риск. Это свидетельство важно еще и потому, что означает: ранее обсуждений чехословацкого вопроса в болгарском руководстве не было.