1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

Чехословацкая сторона серьезно готовилась к визиту. Детали подготовки раскрывает состоявшийся незадолго до приезда болгар разговор Кригеля с одним из его доверенных лиц – И. Козаком. Донесение об этом болгарам передал по каналам госбезопасности агент «Ростислав»[383]. Кригель сообщил о намерении «обезличить» торжественность момента, удержать баланс между дипломатической вежливостью и демонстрацией какого-то особого, чрезмерного уважения к гостям. Так, отсутствие президента в Праге и заседание парламента с оглашением правительственного обращения при участии членов кабинета и партийной верхушки именно в день прибытия делегации должны были подчеркнуть рядовой характер («неисключительность») визита. Для делегации предполагалось создать режим «определенной изоляции»: «не дать ей встретиться с большим числом членов парламента и ЦК, чем это необходимо», и «прямо дать понять, что мы очень заняты собственными делами и заботами и не имеем времени для шумных проявлений внимания». Одновременно следовало правильно сориентировать чехословацкую общественность, указав в связи с визитом, что «ничего особо важного не происходит, имеет место формальность, которая никоим образом не изменит наш новый путь к самостоятельности и внутренним преобразованиям».

Касаясь содержания предстоящих бесед с руководителем болгарской делегации, Кригель подчеркнул: «Прежде всего, следует недвусмысленно дать понять Живкову, что все происходящее у нас, в ЧССР, диаметрально противоположно тому, что происходит у них, и что болгары должны считаться с нами и с сегодняшней обстановкой. Они должны понять, что в будущем координация в области экономики может осуществляться на полностью новой основе и никоим образом не в той форме, которая была до сих пор». По словам Кригеля, под давлением событий и перемен в Чехословакии предстояли глубокие изменения в работе СЭВ. «Чехи, – подчеркнул Кригель, – имеют по этому вопросу твердую позицию, и хотели бы дать понять Москве, что Чехословакия в силу своего географического положения и состояния экономики не может согласиться со старым стилем работы СЭВ, который был очевидной бессмыслицей». В частности, Болгарии как земледельческой стране следовало отказаться от развития промышленных отраслей производства, поскольку никаких предпосылок их эффективного развития в стране, по мнению чешского политика, не существовало. Индустриализация могла касаться только сельского хозяйства. Кригель особо указал на необходимость не допустить возможности создания болгарами собственной электронной промышленности с опорой на японские капиталы. Хотя сведения о соответствующих зондажах Софии перед Токио нуждались в тщательной проверке, Кригель подчеркнул главное: если болгары опередят в своих контактах с японцами чехов, то это крайне осложнит положение последних в СЭВ и лишит их возможности оказывать давление (! – Т. В.) на Москву[384].

Уже в первый день визита, 23 апреля, состоялась встреча Живкова с Дубчеком. Чехословацкий руководитель подробно разъяснил гостю суть реформ, их обусловленность внутрипартийными и общественными проблемами, охарактеризовал кадровые изменения в руководстве и основные положения Программы действий КПЧ, принятой на пленуме ЦК 5 апреля 1968 г. Живков начал беседу с утверждения о том, что чехословацкие реформы якобы соответствовали курсу БКП, утвержденному еще на апрельском пленуме 1956 г., т. е. не только подтвердил свою прежнюю идею об отсутствии принципиальной разницы между реформами в обеих странах, но и выразил претензию на чуть ли не лидирующую роль в преобразованиях в рамках соцсистемы. Этой же линии он придерживался и в беседах с Кригелем и министром иностранных дел Иржи Гаеком.

Проявив интерес к экономическим вопросам, болгарский гость привлек внимание к необходимости дальнейшего развития двусторонних хозяйственных связей. Высоко оценил он состояние культурного обмена («трудностей нет»). Но хозяевам пришлось выслушать и «товарищескую критику». Живков не удержался и от соблазна напомнить о собственных заслугах в период активизации «антисоциалистических» сил в Болгарии весной 1956 г. и в проведении апрельского пленума БКП. Показательно, что в лексиконе болгарского лидера уже отразилась, хотя и аккуратно, произошедшая в советских оценках динамика: тезис о необходимости принятия чехословацким руководством решительных мер против «ревизионистских и антисоциалистических элементов» сопровождался рассуждениями об «общей ответственности» коммунистов за состояние единства «социалистического лагеря» (исходная точка здесь – формировавшаяся брежневская доктрина «ограниченного суверенитета») и напоминанием о «несокрушимой мощи» Советского Союза (не было ли это намеком на возможность ее применения?). Чешская сторона реагировала внешне спокойно: от возражений воздерживалась и не особенно откровенничала с гостем, хотя, по наблюдению болгарского дипломата Райко Николова, хозяева явно не разделяли оценок ситуации в Чехословакии, дававшихся Живковым[385]. Иными словами, разговор шел на разных языках.