1984

Это было, наверное, за месяц до ее исчезновения. Момент примирения, когда сосущий голод в его животе прекратился и временно ожила прежняя любовь к матери. Он хорошо помнил тот день, ненастный дождливый день, когда вода струями стекала по оконной раме, а тусклый свет в комнате не позволял читать. Двое детей ужасно скучали в темной маленькой спальне. Уинстон хныкал и капризничал, предпринимая бесполезные попытки получить хоть какую-то пищу, слонялся по комнате, сбрасывал вещи с их мест и пинал стенные панели, пока соседи не начали барабанить в стену, а младшая сестренка беспрерывно вопить. В конце концов мать сказала: «Ладно, я куплю тебе игрушку. Хорошую игрушку – тебе понравится», – и она отправилась под дождем в маленький магазинчик поблизости, который время от времени работал. Она вернулась с картонной коробкой, в которой лежал набор «Змейки и лесенки». Он до сих пор помнил запах мокрого картона. Набор был очень плохого качества. Доска растрескалась, крошечные деревянные кубики вырезаны так плохо, что едва ли могли лежать на одной из сторон. Уинстон угрюмо и без особого интереса посмотрел на игру. Но затем мать зажгла огарок свечи, и они уселись играть на полу. Вскоре его уже охватил страшный азарт, он кричал и смеялся, когда блошки безнадежно карабкались по лесенкам и снова съезжали по змейкам почти к самому началу. Они сыграли восемь раз, и каждый выиграл по четыре кона. Его кроха-сестренка была слишком маленькой, чтобы что-то понимать в игре, но она, сидя у изголовья, тоже смеялась, потому что смеялись они. Целый день они наслаждались счастьем, как в его далеком раннем детстве.

Он постарался выбросить видение из головы. Ложная память. Такие ложные воспоминания беспокоили его время от времени. Они не имеют значения, если ты знаешь, что они из себя представляют. Что-то было, а чего-то и не было. Он вернулся к шахматам и снова взял белого коня. И почти сразу же уронил его с глухим звуком на доску. Ему показалось, будто иголка пронзила его руку.

Пронзительный звук фанфар прорезал тишину. Сводка! Победа! Когда перед новостями звучат фанфары, – это всегда означает победу. Что-то вроде электрического разряда пронеслось по всему кафе. Даже официанты остановились и навострили уши.

Фанфары сменил невероятный шум. Из телеэкрана неслись возбужденные голоса, но они тонули в страшном восторженном реве, доносившемся снаружи. Новость будто на крыльях разлеталась по улицам.

Из теленовостей он услышал достаточно, чтобы понять: случилось все именно так, как он и предвидел; огромная морская армада тайно сосредоточила силы для удара в тылу врага, белая стрела отсекла хвост черной. Обрывки победных фраз прорывались сквозь шум: «Потрясающий стратегический маневр… идеальная согласованность… полный разгром… полмиллиона пленных… полная деморализация… контроль над всей Африкой… война вот-вот завершится… победа… величайшая победа в истории человечества… победа, победа, победа!»

Ноги Уинстона под столом непроизвольно двигались. Он не поднялся с места, но мысленно бежал, быстро бежал вместе с уличной толпой и глох от собственного крика. Он снова поднял голову и посмотрел на потрет Большого Брата. Колосс, шагающий над миром! Скала, о которую тщетно бьются азиатские орды! Он подумал, что десять минут назад – да, всего десять минут, – в его душе жила неопределенность, поскольку он не знал, что принесут новости с фронта – победу или поражение. Ах, дело не только в разгроме азиатской армии! Многое изменилось в нем самом с того первого дня в Министерстве любви, но окончательное, необратимое, исцеляющее изменение свершилось лишь сейчас.

Голос из телеэкрана все еще продолжал вещать о пленных, трофеях и побоище, но крики с улицы немного затихли. Официанты вернулись к работе. Один из них подошел с бутылкой джина. Уинстон, пребывая в блаженном забытьи, не обращал никакого внимания на то, как наполняют его стакан. Он больше уже не бежал и не захлебывался в радостных криках. Он снова вернулся в Министерство любви, и все было забыто, а душа его бела как снег. Он находился на публичном суде, во всем признавался, всех обвинял. Он шел по коридору, выложенному белым кафелем, с таким ощущением, будто гуляет в свете солнечных лучей, а вооруженная охрана двигалась сзади. Пуля, которую он так долго ждал, входила в его мозг.

Он пристально посмотрел на огромное лицо. Ему потребовалось сорок лет, чтобы понять, что за улыбка таится в его темных усах. О жестокое, бесполезное недоразумение! О упрямый и своевольный беглец, не желавший припасть к любящей груди! Две пахнущие джином слезы скатились по его носу. Но это хорошо, все правильно, борьба окончена. Он одержал победу над самим собой. Он любил Большого Брата.

КОНЕЦ

Приложение Принципы новодиалекта