1984

– Продукты для членов Внутренней партии. Эти свиньи ни в чем не знают отказа, ни в чем. Но, конечно, рядом кормятся официанты, прислуга и прочий персонал. Смотри, у меня еще и маленький пакетик чая есть.

Уинстон опустился на корточки рядом с ней. Он надорвал уголок пакетика.

– Настоящий чай, не лист черной смородины.

– В последнее время чая много. Вроде как Индию захватили или что-то в этом роде, – неопределенно сказала она. – Послушай, дорогой. Я хочу, чтобы ты отвернулся на три минуты. Иди и сядь с другой стороны кровати. Только не подходи слишком близко к окну. И не поворачивайся, пока я не скажу.

Уинстон рассеянно смотрел сквозь кисейную занавеску. Внизу, во дворе, краснорукая жещина все еще продолжала ходить то туда, то сюда от корыта к веревке и обратно. Она вытащила изо рта две очередные прищепки и с чувством запела:

Все говорят, что время лечит,
Все говорят, что можно все забыть;
Но стоит вспомнить твои сладки речи,
И сердце будет долго-долго ныть.

Видимо, она знала эту глупую песенку наизусть. Ее голос плыл вверх, распространяясь в сладком летнем воздухе – мелодичный голос, наполненный нотками какой-то счастливой печали. Возникало ощущение, что она хотела бы, чтобы этот июньский вечер не кончался, чтобы запас одежды был неисчерпаемым, чтобы она тысячу лет оставалась здесь, развешивая пеленки и напевая глупые слова. Ему вдруг пришел в голову любопытный факт: он никогда не слышал, чтобы член Партии вдруг запел сам для себя. Это казалось легким нарушением ортодоксальности, опасным чудачеством, вроде того, когда ты говоришь сам с собой вслух. Возможно, лишь тем, кто на грани голода, есть о чем петь.

– Можешь поворачиваться, – сказала Джулия.

Он повернулся и не сразу узнал ее. На самом деле он ожидал увидеть ее обнаженной. Но она не была обнажена. То, что произошло, было более чем удивительно. Она накрасилась.

Должно быть, она заскочила тайком в один из магазинчиков в пролетарском квартале и купила полный набор косметики. Губы ее приобрели насыщенный красный цвет, щеки она нарумянила, а нос припудрила; а еще она чем-то провела вокруг глаз, и они стали ярче. Не очень умелый макияж, но и Уинстон не был знатоком в этих делах. Он никогда не видел и даже представить не мог партийную женщину с косметикой на лице. Джулия выглядела просто потрясающе. Несколько цветных мазков в нужных местах – и она стала не только намного красивее, но и гораздо женственнее. Ее короткая стрижка и мальчишеский комбинезон только добавляли выразительности. Когда он обнял ее, в ноздри ударил запах искусственной фиалки. Он вспомнил полумрак подвальной кухни и рот-пещеру той женщины. Те же духи, которыми пользовалась та, другая. Но в данный момент это не имело значения.

– И духи! – воскликнул он.

– Да, дорогой, и духи. Знаешь, что я еще собираюсь сделать? Я достану себе настоящую женскую юбку и надену ее вместо этих проклятых штанов. Я надену шелковые чулки и туфли на высоком каблуке! В этой комнате я хочу быть женщиной, а не партийным товарищем.

Они сбросили одежду и улеглись на огромную кровать красного дерева. Он впервые разделся в ее присутствии. До сих пор он слишком стыдился своего бледного и тощего тела с варикозными венами, выступающими на икрах, и бесцветного пятна на лодыжке. Простыней не постелили, но одеяло, на котором они лежали, было потрепанным и мягким, а размеры кровати и пружинистый матрас безмерно удивили обоих.

– Уверена, тут куча клопов, но какая разница? – сказала Джулия. Сегодня не увидишь двуспальных кроватей, разве что в домах пролов.

Уинстон иногда спал в такой, когда был мальчишкой. А вот Джулия, насколько она помнила, никогда на двуспальной кровати раньше не лежала.

Они ненадолго уснули. Пробудившись, Уинстон заметил, что стрелки часов подбираются к девяти. Он не пошевелился, потому что Джулия спала, положив голову на локоть его руки. Большая часть макияжа сейчас находилась на его собственном лице и на валике кровати, но легкие пятна румян все еще подчеркивали красоту ее скул. Желтый свет заходящего солнца падал на ножки кровати и освещал камин, где бурно кипела вода в кастрюле. Женщина во дворе перестала петь, но с улицы доносились негромкие крики детей. Ему стало интересно: тогда, в уже отмененном прошлом, люди лежали вот так на постели прохладным летним вечером – мужчина и женщина без одежды, занимаясь любовью, когда хотят, разговаривая, о чем хотят, не думая, что надо вставать – просто лежали и слушали мирные звуки, доносящиеся снаружи. Разве было такое время, когда это считалось нормальным? Проснулась Джулия, она потерла глаза и, приподнявшись на локте, посмотрела на примус.

– Половина воды выкипела, – сказала она. Я сейчас встану и сделаю кофе. У нас есть еще час. В какое время выключают свет в квартирах?

– В двадцать три тридцать.

– В общежитии в двадцать три. Но надо прийти пораньше, потому что… Эй! Пошла отсюда, тварь!