1995, Дорога скорби

Я без эмоций рассказал ему, что Гордон Квинт целился мне в голову, но ущерб нанес хоть и меньший, но вызывающий затруднения.

- Говорю вам на случай, если он попробует сделать это еще раз и будет удачливей. Он слегка повредился рассудком из-за Джинни.

Норман, как и следовало ожидать, посоветовал подать официальную жалобу.

- Нет, - сказал я.

Он пожал плечами и пошел звать приятеля, чтобы тот помог ему с лодкой, а потом занялся ее размещением.

- Когда у вас впервые возникло чувство, что за сценой появились какие-то влиятельные фигуры? - спросил я.

- Впервые? - Он задумался, не прекращая работы. - Несколько месяцев назад. Я обсуждал это с Арчи. Я предполагал, что занимаюсь обыкновенным делом, даже хотя слава Эллиса Квинта и привлекла к нему прессу, однако старший офицер склонял меня бросить его. Когда я показал ему, насколько веские там свидетельства, он сообщил, что главный констебль не будет счастлив и причина этому всегда одна и та же - политическое давление сверху.

- Какого рода эта политика?

Норман пожал плечами.

- Не то чтобы в этом были замешаны политические партии. Лобби.

Где-то заключается сделка, а в результате - «спустите на тормозах дело Квинта, и вам будет то-то и то-то!»

- Но не прямо наличными?

- Сид!

- Ладно, извините.

- Очень на это надеюсь. - Он в два слоя завернул снятый мотор. - Я не прошу наличные за кусок тряпки из Нортгемптоншира.

- Я преклоняюсь перед вами.

Он усмехнулся.

- Это событие.

Он залез в свою лодку и стал укреплять разные штуки, чтобы дорожная тряска не повредила их.

- Никто не поддался давлению полностью, - сказал он. - Дело против Эллиса Квинта не бросили. Правда, оно в плачевном состоянии. Вы сами были безжалостно дискредитированы до такой степени, что стали почти помехой обвинению, и, хотя это крайне нечестно, это факт.

- Угу.

В сущности, подумал я, Дэвис Татум уполномочил меня найти, кто же затеял кампанию против меня. Я не в первый раз сталкивался с действиями, направленными на то, чтобы заставить меня бросить дело, но впервые мне платили, чтобы я спасал себя. В данных обстоятельствах спасти себя означало нанести поражение Эллису Квинту - так что в первую очередь мне платили именно за это. А за что же еще?

Норман подогнал свою машину к трейлеру с лодкой и сцепил их. Потом он через открытое окно перегнулся внутрь кабины, открыл отделение для перчаток и вытащил оттуда пластиковый пакет, который отдал мне.

- Эта тряпка, - бодро заявил он, - будет стоить вам шести поклонов каждое утро на протяжении недели.

Я с благодарностью взял пакет. Внутри был кусок грязной ткани примерно трех дюймов в ширину, свернутый в несколько раз.

- Она примерно метр в длину, - сказал Норман. - Это все, что мне дали. Мне пришлось за нее расписаться.

- Хорошо.

- Что вы собираетесь с ней делать?

- Для начала постирать.

Норман с сомнением заметил:

- На ней какой-то узор, но на всем куске ни единой метки. Невозможно определить, откуда она. Ни названия садового центра, ничего.

- Я не питаю особых надежд, - сказал я, - но, откровенно говоря, сейчас надо хвататься за соломинку.

Норман стоял, расставив ноги и уперев руки в бока. Он выглядел как столп правосудия, но сейчас в нем чувствовалась нерешительность.

- Насколько я могу доверять вам? - спросил он.

- Речь о молчании?

Он кивнул.

- Я думал, мы уже обсудили это.

- Да, но это было несколько месяцев назад.

- Ничего с тех пор не изменилось.

Он принял решение, опять залез в машину и на этот раз достал коричневый конверт и вручил его мне.

- Это копия анализа кусочков того самого конского корма, - пояснил он. - Прочитайте и порвите.

- Ладно. Спасибо.

Я взял конверт и пакет и знал, что не могу просто так принять такое доверие. Он должен быть сильно уверен во мне, подумал я и почувствовал не гордость, а тревогу.

- Я думаю, вы помните, как в июне мы забирали вещи из «Лендровера»

Гордона Квинта?

- Конечно, помню.

- Там был кузнечный фартук. Свернутый. Мы ведь его не взяли?

Он замер.

- Этого я не помню, но среди тех вещей, которые мы взяли, его не было. А какое он имеет значение?

- Я все думал, что это странно - жеребцы стояли спокойно достаточно долго, чтобы к лодыжке приложили секатор, даже если принять во внимание недоуздок и корм. Но у лошадей хорошее обоняние… а все эти жеребцы были подкованы - я проверил у ветеринаров, - и им должен был быть хорошо знаком запах кузнечного фартука. Я думаю, что Эллис надевал этот фартук, чтобы успокаивать жеребцов. Они могли решить, что он - тот человек, который их подковал. Они доверяли ему. Он мог поднять жеребцу ногу и зажать ее в секаторе.

Он пристально смотрел на меня.

- Что вы об этом думаете? - спросил я.

- Это же вы разбираетесь в лошадях.

- Именно так я могу заставить жеребца позволить мне подойти и заняться его ногами.

- Насколько я понимаю, - сказал Норман, - так это и делалось.

Он машинально подал мне на прощание руку, затем вспомнил о работе Гордона Квинта, пожал плечами, усмехнулся и сказал:

- Если с этой тканью выяснится что-нибудь интересное, вы дадите мне знать?

- Конечно.

- До встречи.