2

Следующее воспоминание — Вальд лежит в тени, на лице прохладная, мокрая тряпица,

неподалеку потрескивает костерок, где-то рядышком слышится мелодичное журчание ручейка и

снова – то бормотание, под которое он засыпал. Вскинулся было встать, осмотреться и снова

получил тычок.

- Да лежи ты, что ты за беспокойное хозяйство-то такое! Вот егоза мне на старости лет попалси,

спасай таких, оне сами в могилку то себя и укладуть и песочком-то присыплють...

Чувствовалось, что у хозяина бормотания собеседников маловато, и он привык общаться с собой.

- И глазоньки из-под тряпицы не вытаскивай свои. Компрэсц я тебе сделал с травами целебнымя, а

то ослепнуть можешь. Где ж это видано, пески летають, а он зенки свои с-под тряпки вынул. Чегой

разглядеть-то хотел, милай? Что ты опеть поднимаесси, а? Куды ты, ну вот куды же! Вот

беспокойное-то хозяйство досталось! Лежи, а, молодец храброй, али у тебя глазконьки лишние?

Про запас в карманцах носишь, что ле?

Вальд и вправду попытался приподняться, но после этих слов улегся, и оставил попытки принять

вертикальное положение. Старик ещё что-то неразборчиво бормотал, уже не обращаясь к своему

16

16

гостю, а по привычке. Так астроном и уснул вновь, уже крепким сном выздоравливающего —

крепкий организм выручал не раз, не подвел и сейчас.

В это пробуждение на лице не было никаких тряпок. Вальд проснулся с чувством, что его

мочевой пузырь сейчас лопнет. Вскочил, огляделся — светало, лишь край горизонта слегка

подернулся розоватым светом. Неподалеку темнело какое-то дерево, поковылял на плохо гнущихся

ногах к нему, и с наслаждением отлил. Пока застегивался, сзади раздалось:

- Ты, когда снова соберешься мне тут беспорядок разводить, сразу скажи. А ежели тебе ссать

приспичит — так ты вон туда иди, там бочка в песок врытая, специально для таких нужд. А для

большой нужды — вон дощаник стоит, там закрываешься, чтобы не задуло те ничё. Я там и листья

мяконькие кажное утро складываю, чтоб на весь день хватило. Я вот стар уже, иногда и не

сгождяются теи листья, высыхають.

Вальд поспешил прервать поток излияний своего спасителя, пытаясь разглядеть его в

предрассветном полумраке. Что спаситель — мужского полу, стало понятно из сказанного, да и

голос не похож на старушечий. На горизонте показался краешек Прима, всходящего первым, и

разогнал темноту. Старик оказался до того колоритным, что Вальд невольно заулыбался: лет ему,

наверное, за сотню. Голова почти лысая, а те из волос, что дожили до сегодняшнего дня —

серовато-белые — редкими кустиками торчат в разные стороны, кожа, та, которая не скрыта под

ворохом разноцветных тряпиц, испещрена пигментными пятнами, изрезана морщинами мелкими и

крупными и навек потемнела от яростных солнечных лучей. Годы согнули спину, заставили руки

трястись, а ноги не всегда слушались. Но в целом, старик производил впечатление крепкого и

жилистого, способного протянуть еще пару-десятков Новолетий.

- Ты чегой лыбишься? Ты, кажись, надо мной смеешься? А? - старик повязал лысину сероватой

тряпкой.

- Я не хотел вас обидеть или задеть своей улыбкой. Я очень рад видеть живого человека в сердце

Крогли — мы же в самом центре песков, не так ли?

- Смышлена нонче молодежь пошла. Ты астроном, я чай?

- Да, уважаемый. Меня Вальд зовут. А к вам как обращаться?

- Ты смотри-ка, глаголет чисто царёнок! Мы сословия простого, свободнорожденные мы, нас при

рождении Зыбой нарекли, а прозвище по отцу — Тыкле. Зыба Тыкле мы будем, - захихикал отчего-

то.

- Хорошее имя, старик. А кроме тебя здесь еще кто-то есть?

- Есть, милай, конечно, есть. Я тебе потом покажу. Пойдем, тебе умыться надо. Мы тут среди

песков хотя живем, а моемся не как дикари, нееет, милай, не как они. Пойдем, у меня там все

пристроено, как надо.

Неподалеку от хижины журчал родник — тот самый, которому оазис обязан своим

существованием и тот самый, чье веселое щебетание Вальд слышал на грани бодрствования. Вода

17

17

ниспадала с каменистого уступа в небольшой водоем, в котором было достаточно глубоко, чтобы

окунуться с головой.

Старик с гордостью махнул головой в сторону прудика:

- Вот, это мы сделали, вода прежде в песок уходила, а мы дорылись до камней, и бережки

укрепили. Теперь у нас всегда вода есть. Только ты там слишком не плескайся — нам тую воду

пить еще.

Вальд не стал ждать специального приглашения и быстренько забрался в воду, застонав от

наслаждения. Любовь к воде у него была от матери, он готов был жить в воде. Окунулся несколько

раз, смывая с себя пыль, пот и кровь, накопившиеся за время пребывания в песках.

Зыба тем временем разжег дрова в небольшом очаге, сложенном из скрепленных между собой

какой-то смесью валунов. На огне весело шумел чайник, и что-то скворчало на погнутой, видавшей

виды сковороде, распространяя окрест манящий запах. И, когда Вальд вернулся к хижине, старик