2

- Ты не можешь? Ты забыла, как зовут твоего «мальчика»? Кто он тебе? Зачем он тебе? А девчонка?

К чему она тут?

Янина вспыхнула: давненько посторонние не называли ее девчонкой, с достоинством выпрямилась:

223

22

- Я не девчонка! Я, Янина, пустынная ведьма. Пришла к тебе, темнобородый владетель хронилищ,

времени и темных миров. Принесла дар тебе.

- О! Дары я люблю. Только зачем же было так напрягаться? Отдали бы син во втором круге, а уж

они бы потом позаботились. Ты же встречалась с моими возлюбленными?

- Я не доверяю твоим любовницам. И я хочу обмен.

- О! Ты меня вновь поражаешь! Откуда ты узнала про мой любимый старый обычай?

- На Зории есть еще те, кто помнит правила, которые завещали нам все боги. И которые даже ты не

можешь нарушать, - как изящно подчеркнула про «всех» богов и про нерушимость правил.

- И?

- Я отдаю тебе Книгу теней, а ты отпускаешь нас всех отсюда.

- И?

- Что «И?» И мы уходим. И не тревожим тебя больше.

- Кто тебе сказал, девочка, что вы меня тревожите? Кто тебе сказал, что Селена захочет уйти? Кто

тебе сказал, что мой сыночек, мой Купер, может жить на вашей Зории? И, наконец, зачем мне

нужна твоя старая книга, если я ее сам создал? Я помню, что и как я в ней написал! Ну? У тебя есть

лишь один миг, чтобы придумать ответы на мои вопросы. И от этого самого единственного мига

зависит, уйдете ли вы из хронилищ, или останетесь тут?

Янина потупилась. Не слишком ли она самонадеянна, не переоценила ли она проклятую книгу,

может, она только ведьмам нужна... Хотя... Янина огляделась, как-то Хрон слишком елеен, его

обнаженные мышцы выглядят дрябловато, сморщенно, как высушенные. И хронилища какие-то

странные — сыпется все и разрушается, так вроде бы не должно быть... Хрон тем временем

продолжал:

- А давайте-ка Селену спросим, хотела бы она покинуть сей благословенный край? Хотела бы она

вернуться на вашу Зорию, в ваши мирки? Чтобы закончить лета морщинистой старушкой? А,

Селена, дорогая, ты хочешь этого?

Селена все еще стояла вцепившись в руки так неожиданно появившегося сына. Отстранилась

немного, удивленно уставившись на Хрона:

- А что меня здесь держит? ТЫ?

- Что ты, звезда моя! Ни в коем случае, ни в коем случае, - запел, залебезил, заюлил. Янина

напряглась — ох, не к добру это! Хрон продолжил:

- Никогда тебя не удерживал! Как ты можешь так! Да при детях! Только вот одна маленькая мелочь:

а захочешь ли ты сама уйти, если вот так вот трезво рассудишь, подумаешь и вспомнишь.

Вспомнишь все, что тут у нас было! Как мы с тобой веселились! Вспомни малыша Аля, он же без

тебя такой беспомощный. Он же изведет спешенных, если уже не извел, — понизив голос, в

сторону, словно кому-то постороннему, прошептал: — Когда я его видел последний раз, он был

224

22

очень близок к срыву, весь такой несчастный, с ножичками этими его, ножички в крови, у мальчика

аж глазик подергивался от нетерпения. Ну же, Селена, вспомни!

И она вспомнила. Вспомнила и то, что было здесь, в темных чертогах хронилищ. Все кровавые

бани. Всё, в чем она участвовала, а иногда и главенствовала. Все оргии, кровавые и не очень, всех

распутниц и распутников, всех грешников, к мучениям которых она приложила свою изящную

ручку. Опустила глаза — и верно, руки в крови, а она еще дымится и капает, мерно капает, оставляя

следы в пыли. Отстранилась от Вальда, отошла на шажочек. Глаза вновь начала заволакивать

багровая пелена, кровавые слезы медленно струились из глаз. Хрон отступил, вернув ей память,

вернул ей смертное уязвимое тело: волосы вновь потемнели, а потом поседели и стали реденькими,

стройное тело обрюзгло, кожа покрылась морщинами, суставы разбухли и заныли. Старость, что

подкарауливает всех, готовя в конце тропы каждому свой гроб, не подкрадывалась, резво вступила

в свои права. Селена попыталась шагнуть к Хрону, он отступил назад:

- Что ты, что ты, дорогая! Ты мне в бабушки теперь лишь годишься! Я, конечно, извращенец, но ты

у меня никаких желаний, кроме жалости, не вызываешь! А вот если передумаешь, - и замолчал,

подлец, многозначительно, поманив вновь сиянием вечной молодости и здоровьем. Потом вновь

продолжил:

- Про Аля-то ты забыла, опять забыла. Мальчик натворит сейчас. Вот вижу уже, что творит.

И пыльный зал оказался совсем рядом, стены его стали прозрачными. Они увидели, как мальчуган,

затянутый в кожаные одежды, деловито скользит по темным лужицам. Подходит к столам, на

которых привязано нечто, отдаленно напоминающее тючки, и кромсает кусочки, складывая в чашу.

Потом возвращается к обеденному столу, приправляет то, что лежит в чаше, специями, поливает

ароматными маслами и поджигает. Тянет из пыльного зала запахом жарящегося мяса, Вальд и

Янина нервно глотают слюну — слишком голодны. Потом мальчик берет двузубую вилку —

блестящую, изукрашенную каменьями — одним дыханием тушит пламя, и с наслаждением