2

от которых умирал спешенный туманный дракон всеми видами смертей. Но даже это не

останавливало его впредь. И он снова шел и снова клянчил. И снова умирал в муках. Его

воспаленный разум решил поквитаться с тем из его мучителей, кто оказался доступен и столь

наивен, что пошел на поводу жалости и милосердия — с Селеной, наименее виновной из палачей.

Хрон подошел к столу, на котором распростерся бывший пастырь, его Аль еще не навестил и не

поиграл. Спешенный лежал спокойно, у него были лишь разрезаны подушечки пальцев на обеих

руках, и кровь скапывала в чаши. Бывший пастырь уже усвоил истину, что дергаться —

бесполезно, будет лишь хуже, поэтому устроившись как можно более удобно — для своего

положения, конечно, — философски разглядывал потолок, не пытаясь освободиться. Хрон сгреб за

ворот бывшего пастыря, приподнял его голову:

- Где Селена?

- А всемогущий владетельный господин разве не знает, что, как и где происходит в его владениях?

218

21

- Я ХОЧУ ПОЛУЧИТЬ ОТВЕТ ОТ ТЕБЯ! И что это мы такие бесстрашные стали? Тебя умертвить

и привязать заново? Чтобы прочувствовал? Ты бессмертный, что ли? Ты забыл свое место, падший!

- обернулся к мальчику, закончившего истязать бывшего Маршалла, и в задумчивости

оглядывающего своих подопечных, пытаясь выбрать следующую жертву, - Аль, мне кажется, что

вот этот пухлячок заждался тебя.

Толстяк забился в истерике, вмиг утратив все свое спокойствие, пытался заорать от ужаса, который

им всем внушала эта маленькая фигурка, перепачканная кровью, крик сорвался на писк. И было

страшно слышать этот писк, издаваемый горлом взрослого толстого мужчины. Да вот только

пугаться тут было некому. Остальные падшие вздохнули с облегчением — хоть какая-то

передышка, пусть теперь толстый поорет.

Задыхаясь от страха, бывший пастырь, завопил:

- Я скажу, скажу!!! Только пусть он ко мне не приближается! Пусть он навсегда уйдет!

- Ну вот, теперь ты стал более благоразумным. И я подумаю, что могу для тебя сделать. Если. Ты.

Скажешь. Где. Селена, - темнобородый произносил каждое слово так, словно забивал гвозди, те

самые гвозди, что прибивают крышку к гробу, те самые, что забирают надежду навсегда.

- Она взяла кусок мяса, которым меня угощала. Я съел совсем малюсенький кусочек, - засуетился,

забегал глазами, стараясь не попадать в темные багровые провалы глаз Хрона, - Сегодняшний яд

действовал через кожу, это я потом понял, когда очнулся. Она-то задергалась, пена изо рта, потом

упала, потом исчезла. Я всегда просыпался после яда в одном и том же закоулке — каменный

темный мешок, света нет совсем, страшно до усрачки, и пугает не темнота, а невиданное

одиночество — оно там особенно чувствуется. Я вернулся сюда, а ее нет.

- О, да ты поэт! Хм, «невиданное одиночество»… Тебя можно напугать одиночеством?

- Всех можно напугать одиночеством.

- Я одинок, нет больше таких. Я не чувствую себя одиноким.

- У тебя есть хронилища. И всегда какая-никакая компания. И ты компанию сам себе выбираешь,

— снова залебезил бывший пастырь.

- Хватит разглагольствовать! - голос темнобородого громыхнул, и вновь откуда-то сверху из

невидимой дали упали каменные глыбы. - И ты, мразь, тварь безухая, отправил ту, что была к тебе

добра — единственная из всех — умирать в этом невиданном одиночестве?

- Да, да, да, - бывший пастырь рыдал в голос, с подвыванием. - А ей не за чем быть к нам доброй.

Вот и нечего! Ненавижу ее! Ненавижу!! Добренькая выискалась! Потом еще хуже все здесь...

Хрон лишь пожал плечами — людишки... Фу, фу! Тех ли он выбрал, когда призывал? И отправился

в тот самый каменный мешок, о котором говорил спешенный. Темнобородый знал свои владения,

каждый закоулок, каждый камешек — созданное им же, созданное для всех этих недостойных. Но с

недавних пор что-то случилось с памятью, и воспоминания тускнели. И теперь, он вспомнил про

каменный мешок лишь с подсказки толстого спешенного. И про отравленный кусок мяса, что

219

21

вернулся к Селене, которая все еще способна на сочувствие и милосердие, не смотря на всё, что ей

пришлось пережить в хронилищах, смог увидеть только после рассказа Аля. И даже милосердие

Селены оказалось для него новостью. Хотя раньше не было никаких тайн и недомолвок. Что-то

разваливалось в темных владениях. Что-то менялось.

Глава 34.

Отчание.

Вальд, Янина и Селена проснулись одновременно. Каждый в своем уголке хронилищ. Вальд

разбудил своего медного друга. Янина проверила, на месте ли Книга теней. Селена заломила в

тоске и отчаянии руки, вновь очнувшись от снов среди темноты и тишины, прерываемой лишь

далекой капелью.

Вальд и Купер, отправившиеся на звук капели, добрались до удивительного водохранилища,

расположенного в гигантской цельно-каменной плите. Один угол плиты немного треснул в

результате какого-то местного катаклизма. Сквозь трещину медленно и размеренно капала вода,