— Надо же! — покачала головой продавщица. И рассудительно сказала: — А все же и по виду есть в нем что-то такое. Он когда был зимой в поселке, я к нему приглядывалась. Придет, накупит всего, конфет дорогих, например, или шоколаду наберет, зыркнет на тебя и пошел себе молчком. По виду тоже человека раскусить можно, особенно если деньгами сорит.
— Да, возможно, — рассеянно согласилась Таня, расплачиваясь.
Она вышла на крыльцо и увидела Лену. Та быстро шла к магазину, размахивая портфелем. Таня остановилась, ожидая ее. Потом вместе, с Леной снова вернулась в магазин. Лена купила хлеба и пачку чая, и они вышли на улицу. Таня рассказала о встрече с Семечкиным и о радиограммах. Лена знала о ее отношениях с Костей и, услышав о радиограмме и о том, что он приедет, удивилась:
— Вы что же, помирились?
— Да как тебе сказать… Вообще, да.
— Странно.
— Почему странно?
— Да так, — неохотно ответила Лена.
— Ты чего такая хмурая? — спросила Таня.
— Я? Нет. Тебе кажется. Все нормально.
Но Таня уловила холодок в голосе Лены.
— Ты что, обижаешься? — напрямик спросила она. — Из-за Павла?
— Глупости, — сказала Лена.
— Разве я не могла высказать свое мнение?
— Конечно, могла…
— Нет, я вижу: ты обиделась.
— Ничего подобного.
— Ладно, а ночевать все-таки приходи.
— Конечно, — кивнула Лена. — Я немножко побуду с ребятами и прибегу.
Таня ждала ее весь вечер, но Лена так и не пришла.
«Обиделась, — теперь уже твердо решила Таня. — Вот и говори друзьям правду».
6
Среда прошла, за ней четверг — Копылов не приезжал. Каждый день Таня по нескольку раз заходила на почту и в поссовет, но никаких известий от него больше не поступало.
— Я вам что говорил? — бубнил в ответ на ее недоумение Семечкин. — Я вам говорил, что он за тип? Совсем он оттедова не поехал и не поедет. Какой ему резон? А может, в избушке пережидает. С другой стороны, дорога голая, пурга могла прихватить.
Таня попросила Семечкина связаться по радио с поссоветом Белого Мыса, надеясь хоть так что-нибудь узнать о Копылове.
— Ничего они вам такого на ваш счет не ответют, — равнодушно сказал Семечкин. — Ихний радист аппарат не бросит, в поссовет узнавать не пойдет. Не забудет, так к вечеру сходит, а завтра его другой раз вызывай. А забудет, так завтра обратно зазря выйдет.
— Все равно надо связаться, — упрямо настаивала Таня.
— Надо так надо, — сдался наконец Семечкин и нехотя взялся за телефонную трубку.
Он вызвал местную радиостанцию и долго, путано объяснял кому-то, зачем нужно связаться с Белым Мысом и что там нужно узнать. Таню раздражала его медлительность и бестолковость.
— Сказали ждать — сообщил Семечкин, кладя на рычаг трубку.
Ждать пришлось часа два. Все это время Семечкин, согнувшись над столом, изучал какое-то постановление или решение, отпечатанное на двух листках папиросной бумаги. Он читал его с начала и с конца, с конца и с начала, шевеля при этом губами и, казалось, заучивал наизусть.
Смысл, крывшийся в папиросных листках, остался бы, конечно, неизвестен Тане, если бы Семечкин не сказал, тяжко вздохнув:
— Пожарники оно и есть пожарники, опосля пожара тревогу поднимать. — Он приподнял папиросные листки и пожаловался Тане: — Мы еще в июле месяце план труски сажи в печах досрочно выполнили и сведения направили, а райинспекция обратно указывает тот же вопрос.
— Что же она указывает? — усмехнулась Таня.
— Указывает обратно осеннюю труску провести, вроде мы в июле месяце печной вопрос не решали, — объяснил Семечкин и добавил: — А того не знают, что от июля месяца до сей поры трубы сажей не успели обрасти.
— Вот вы им так и ответьте, — сказала Таня, сдерживая улыбку.
— Как это так ответить? Мы обязаны исполнение в цифрах в райинспекцию представить, — не согласился Семечкин и, подумав, решил: — Ладно, покедова мероприятиев других нету, проведем обратно труску спервоначалу.
Наконец позвонил радист и сообщил, что Белый Мыс не отвечает, а почему, неизвестно.
— Я вам что говорил? Я вам говорил, ничего не узнаете! — победоносно изрек Семечкин.
Так она и ушла ни с чем.
Все эти дни Таня виделась с Леной: либо сама ходила к ней, либо Лена приходила ночевать. Лена объяснила, что в тот вечер приболела жена Какли и она осталась за нее дежурить, потому и не пришла, как обещала. Обе они не вспоминали больше о Павле и не заговаривали о нем, словно его и не было. Но он все-таки был. Он по-прежнему приходил к больным ребятам и задерживался иногда у Лены выпить чайку. Таня все больше укреплялась во мнении, что он какой-то стесняющийся, смущающийся, робеющий, а в общем и целом типичная мямля.
Дел у Тани никаких не было, заняться ей было нечем, и она добросовестно выполняла наказ Тихона Мироновича: топила печку, поливала два щуплых кактуса, росших в консервных банках на подоконнике в кухне, и часами разгадывала кроссворды в старых «Огоньках», которые обнаружила в кладовке.