200 километров до суда... Четыре повести

Таню все время приглашали танцевать: сперва тот самый Василий, что привез из отпуска свежие помидоры и арбуз, потом Тимофей, который тоже привез помидоры и арбуз, потом какой-то дядечка в пенсне. Таня ловила на себе внимательные взгляды мужчин и изучающе-оценивающие взгляды женщин. Она чувствовала, что нравится и тем и другим, и ей было приятно сознавать это. Никто не величал ее здесь по отчеству, не говорил ей «товарищ судья», и это тоже ей нравилось. Несколько раз она спрашивала у Смоляковой, почему же не идет Лена, и та добродушно басила:

— Придет, придет, никуда не денется!

Василий снова пригласил ее на вальс. Танцевал ее кавалер легко, несмотря на то, что на нем были неуклюжие ватные брюки и кирзовые сапожищи с отвернутыми, и низко приспущенными голенищами. Таня же иногда сбивалась: мешали валенки. Василию стало жарко, он снял во время танца меховую безрукавку, бросил ее на диван и лихо закружил Таню по комнате. Собой он был парень видный и не в пример Тимофею разговорчив.

— Между прочим, вы мне здорово нравитесь! — сказал он, настойчиво увлекая в вальсе Таню подальше от других пар.

— И вы не боитесь говорить об этом судье? — весело спросила она.

— Не боюсь. Сам господь бог видит, что я перед судом безгрешный. — Василий молитвенно поднял к потолку глава.

— Так-таки и безгрешны?

— Чист, как ангел. Я на вас все время за столом смотрел и все время хотел поговорить с вами.

— Ну, давайте поговорим, — охотно согласилась Таня. — О чем? Начинайте.

— Сразу не продумаешь. Вот вы, например, искусство любите?

— Искусство? А вы?

— Само собой! — горделиво ответил он. — Я считаю, красота женщины — высшее проявление искусства. — Он многозначительно посмотрел на Таню и легонько сжал ее пальцы. — Считается, это первыми заметили римляне и греки.

— Ах, какие они молодцы!

— Вы сомневаетесь?

— Что вы, наоборот! — засмеялась Таня и вдруг вспомнила Дашеньку из чеховской «Свадьбы»: «Они хочут свою образованность показать и говорят о непонятном».

Пластинка доиграла.

— Следующий танец за мной, договорились? — сказал Василий, продолжая удерживать ее за руку.

— Непременно, — улыбнулась ему Таня и тут же поймала себя на том, что кокетничает с Василием. «Ну и пусть! — подумала она. — Забавный все-таки парень!»

Смолякова внесла в комнату две тарелки с нарезанным арбузом. Все зашумели, зааплодировали.

— Прошу отведать тыквенных растений! — хлебосольно предложила она, держа на вытянутых руках тарелки. — Я верно говорю, Тина Саввишна?

— Да, это тыквенные растения, — серьезно и строго подтвердила учительница ботаники.

Таня присела передохнуть возле некрасивой накрашенной женщины. Василий принес два крупных ломтя арбуза, подал Тане и ее соседке. Женщина молча взяла ломоть и положила на тарелку. А Таня надкусила сочную мякоть.

— Вкусно, — сказала она и спросила женщину: — А вы почему не танцуете?

Женщина повернула к Тане усталое лицо. Крупные, темные глаза ее в сетке морщинок изучающе задержались на Тане.

— Я только с мужем танцую, а он сегодня выпил лишнее, — с достоинством ответила она и повела глазами в сторону Павла.

«Неужели это его жена? — ужаснулась Таня. — Сколько же ей лет?..»

Возле них очутилась Смолякова.

— Вижу, вижу, подружились уже! — пробасила она и похлопала женщину крепкой рукой по плечу: — Ты, Марина, почему арбуз не ешь? Хоть попробуй.

— Не хочется, — вздохнула женщина.

— Не хочется — и не надо, пусть остается. — Смолякова быстренько накрыла тарелку, на которой лежал нетронутый ломоть арбуза, другой, чистой, тарелкой и спрятала в буфет. Потом подсела к Тане, сказала:

— А я, между прочим, о твоем подсудимом кое-что узнала. Он, милая моя, человек с темным прошлым. Сидел, оказывается. Ты это учти.

— По-моему, это не так, — ответила Таня. — В деле было бы указано.

— Скрывает, — сказала Смолякова. — Ты на Севере новичок. Тут их, знаешь, сколько отсидевших осталось? Кому же выгодно прошлое вспоминать?

— А вот вы мне скажите, — включился в разговор с другого конца стола крепко подвыпивший муж Смоляковой. — Вот я человек цивильный, — ткнул он себя пальцем в грудь, — на войне побывать не пришлось, но интересно знать, что испытывает человек, когда убивает?.. А?.. Или вот… что испытывает судья, когда приговаривает к высшей мере?.

— Не знаю, мне не приходилось с этим сталкиваться, — ответила Таня.

— Не-е-ет, он что-то такое испытывает! — Смоляков тяжело выбрался из-за стола и, держа на вилке недоеденный кусок мяса, нетвердой походкой направился к Тане. Остановился и погрозил ей вилкой, словно она все знала, но скрывала от него.

— Наверно, мучается, как и все люди, — ответила Таня.

Разговор становился общим.