_2014_10_07_09_17_46_052

Их огонь огнем спален.

Так слились одна с другим,

Душу так душа любила,

Что любовь число убила —

Двое сделались одним.

Всюду врозь, но вместе всюду,

Меж двоих исчез просвет.

Не срослись, но щели нет, —

Все дивились им, как чуду.

Так сроднились их черты,

Что себе себя же вскоре

Он открыл в любимом взоре, —

«Ты» — как «я», и «я» — как «ты».

335

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

И смешались их права:

Стало тождеством различье,

Тот же лик в двойном обличье,

Не один, а все ж не два!

Ум с ума сходил на том,

Что «не то» на деле — «то же»,

Сходно все и все несхоже,

Сложность явлена в простом.

Стало ясно: если два

В единицу превратилось,

Если разность совместилась,

Ум неправ, любовь права.

Славь же, смертный, и зови

Две звезды с небес любви,

Скорбно плача у гробницы

Феникса и голубицы.

Плач

Юность, верность, красота,

Прелесть сердца, чистота

Здесь лежат, сомкнув уста.

Феникс умер, и она

Отошла, ему верна,

В царство вечности и сна.

Не бесплоден был, о нет,

Брак, бездетный столько лет, —

То невинности обет.

Если верность иль — увы! —

Красоту найдете вы —

То обман, они мертвы.

336

ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII

Ты, кто верен и любим,

Помолись на благо им

Перед камнем гробовым*.

Под поэмой и плачем стоит подпись «Уильям Шейк-спир».

Авторы всех стихов, включенных в сборник, скорбят по поводу

кончины Голубя и Феникс. Эта пара не оставила наследника.

Марстон пишет: «Это изумительное творение метафорично, ибо

оно не Божество, не мужчина, не женщина, но эликсир всех этих

начал!» Феникс и Голубя называют «царственными», «сиятель-

ными», «благороднейшими», «совершенными», «божественными».

Жизнь этой пары, их поэтические занятия окутаны тайной, до-

ступной лишь посвященным. Бен Джонсон пишет в стихотворе-

нии «Феникс постигнутый»:

Теперь пусть никто

Не посчитает выдумкой,

Если такая приветливая,

достойная божественной любви птица

Превратится в женщину…

В «Оде восторженной», завершающей сборник, Джонсон говорит

о Феникс как о реальной женщине: «О, великолепие! О, блеск, ко-

торый никто не может затмить! Ее мысль быстра и оживленна, как

огонь... Ее природный ум углублен ученостью, ясен, как у весталки, замкнут в орбите кристальной чистоты. Ее голос прекрасней тех, которыми славятся места, ее породившие, и при этом он смешан со

звуком, превосходящим возможности самой природы».

Я отступаю и говорю: ее достоинства

Глубже и значительней, чем это видно глазу,Но она не гордится ими

И не хочет выставлять их напоказ.

2 февраля 1602 года на Сретение «Слуги лорда-камергера» сыг-

рали перед зрителями Миддл-Темпл-Холла новую пьесу — «Двена-

* Перевод В. Левика.

337

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

дцатая ночь» — гимн любви, после которой их постоянный драма-

тург, коллега и друг больше не написал ни одной комедии.

Джон Маннингам, представитель юридической гильдии Миддл-

Темпла, записал в своем дневнике: «На нашем празднике играли

пьесу под названием «Двенадцатая ночь, или Что угодно», сильно

напоминавшую «Комедию ошибок» или «Менехмы» Плавта, но

более всего она похожа на итальянскую пьесу «Плутовство».

Название пьеса получила в честь Богоявления, произошедшего

на двенадцатый день после Рождества. Празднование же самого

этого дня восходит к временам короля Альфреда, когда царило по-

верье, что желания, загаданные на двенадцатую ночь, непременно

сбудутся. Второе название пьесы — «Что угодно», автор подарил

всем с надеждой, что их добрые пожелания обязательно испол-

нятся. Это история о сэре Тоби Белче и сэре Эндрю Эгьючике, о Мальволио и шуте Фесте, который пел о дожде, об отважной

Виоле, которая переоделась юношей и, найдя в «честном» капи-

тане друга, искала на берегах Илирии свою любовь, уповая на

встречу со своим братом Себастианом, с которым родилась в один