— Виола — мое настоящее имя. Второе — Фрея — мне нравится
меньше, а Кальбфелль — моя девичья фамилия. Она с трудом про-
износится и всегда коверкается. У меня, почему-то, все не просто —
это я об именах.
— Интересно, что означает твоя фамилия?
— Телячья шкура — по-немецки.
*
107
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
— Это любопытно… — он сделал паузу. — В елизаветинское время
из телячьих шкур делали пергамин. Думаю, тебя удивит, что в моей
библиотеке в Норфолке висит работа твоего однофамильца.
Правда его звали на французский манер — Виллан. Это означает
то же самое, что велень, телячья шкура.
— Ведута Венеции? Джим, значит, она действительно суще-
ствует? И принадлежала Джеймсу Эджерли?
Он кивнул.
— Да. И он действительно работал в издательстве Ричарда Филда.
Виола глубоко вздохнула и посмотрела так, будто увидела горизонт.
— Джек Эджерли получил копию венецианской гравюры в пода-
рок. Он сам — автор нашего фамильного экслибриса. Я долго вчи-
тывался в сонеты и пьесы. Они сказали о многом.
Виола повернулась, будто хотела что-то взять, но вдруг поло-
жила руку ему на плечо, ласково погладила и быстро отошла. Он
выдохнул и, неловко взяв со стола стаканы и бутылку, спросил:
— Ну, как там дела? Готово?
— Думаю, да.
— Тогда меняемся — мне горячее, тебе — горячительное.
— Ты — рыцарь!
Джим осторожно вытащил противень и, перекладывая пиццы
на большие подогретые тарелки, засмеялся и сказал:
— Он не знает страха. Он не знает упрека. Он вообще ничего не знает.
— Не кокетничай!
— Как можно, что ты!
Они поднялись наверх. Здесь она предложила ему сесть за пись-
менный стол, а сама, шагнув босой ногой на кресло у стола, по-ту-
рецки устроилась в нем.
— Прошу! — сказала она.
Он не двигался, глядя на нее.
— Что? На что ты смотришь?
— Это твоя ТАРДИС?* — кивнул он на кресло.
*
108
ЧАСТЬ I. ГЛАВА X
— Что-то в этом роде.
— У меня тоже есть что-то в этом роде.
— Стол?
— Тахта. В библиотеке.
На письменном столе он увидел стопку папок. Это были сцена-
рии и пьесы, подобранные к его приходу.
— Можно? — спросил Джим.
— Конечно.
Он сел за стол и, раскрыв лежавшую сверху папку, погрузился
в чтение. Она следила за его лицом и движением рук, по которым
можно было судить о чувствах, вызванных прочитанным. Время
шло, стопка прочитанного росла. Виолу поразила его способность
читать с такой скоростью и, судя по всему, очень внимательно.
Вдруг он покачал головой.
— Что? — спросила она.
— Мне нравится твой прием выстраивать сюжет — например, без
начала и, конечно, неожиданные концовки.
Закончив читать, Джим оперся лбом о левую ладонь и медленно
перевел взгляд на Виолу.
— Что скажешь?
— Это ты.
И это не был вопрос.
— Я, — ответила она. — Кажется, я могу написать текст на любую
тему с любым сюжетом. Однажды, когда я была подростком, поэт-
редактор, который впервые опубликовал мои стихи, устроил мне
что-то вроде экзамена. Он, по мере того, как я приносила новые
стихи, предлагал мне разнообразные темы для стихов и прозы.
И сказал тогда: «Талант отличается от гения тем, что имеет границы.
В какой-то момент обнаруживается неспособность сделать что-
либо на определенную тему в предлагаемой форме. Пиши». И я
начала писать на заданные им темы. Это продолжалось около
года. Когда он попытался меня остановить, я напомнила о его
предложении — распечатать все, что будет готово к тому моменту, когда он предложит завершить эксперимент. Когда картридж за-
кончился, а стол был завален, он сбежал. Его терпению надо от-
дать должное. Кстати, этот же редактор был сторонником идеи, что женщине-поэту свойственно эксцентрическое сексуальное по-
ведение. И еще он говорил, что гениальным поэтом может быть
109
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
только мужчина, а просто поэтом — женщина, которая любит жен-
щин. Я не то и не другое, Джим.
— Я знаю.
Возникла пауза.
— Почему у тебя так мало опубликованных вещей? — спросил он.
— На самом деле не так уж и мало. Довольно много программ для
радио, сценариев видовых и документальных фильмов и тех, что
ждут своей очереди. А самое главное — это мои переводы и сбор-
ники стихов. К сожалению, то, что вышло, больше известно в Ев-