_2014_10_07_09_17_46_052

Джон привез к ним домой девочку, сказал, что зовут ее Эльма

Эванс и что она теперь будет жить в их доме на верхнем этаже, от-

веденном для слуг и подмастерьев. Больше отец ничего не сказал

и быстро ушел в мастерскую. Мать повела девочку наверх, и Уилл

проскользнул за ними подслушать, о чем они будут говорить, но

его прогнали от двери.

Мэри обмыла Эльму травяным отваром и переодела ее в город-

ское платье. Она вглядывалась в лицо девочки. Эти глаза — любо-

пытные, как будто смеющиеся, этот нос — как у отъявленного

задиры и непоседы, скругленный и вздернутый на кончике, эти

улыбчивые губы, эти широкие, похожие на крылья, брови она ви-

дела каждый день вот уже пять лет, глядя в лицо своего старшего

сына. В Эльме было много мальчишеского. Даже волосы ее отка-

зывались расти по-девичьи — непослушные, на затылке они закру-

тились крупными темными блестящими кольцами.

Мэри хорошо помнила все свои встречи с ней в редкие приезды

на отцовскую ферму. Девочка всякий раз казалась совсем другой, так сильно она менялась — словно сбрасывала с себя одну обо-

лочку за другой. Возвращаясь домой, Мэри с удивлением обнару-

живала в сыне те же перемены и понимала, что не замечала их

в нем прежде потому, что он был постоянно на глазах. С надеждой

не переставала она молить Пречистую Деву о возвращении ей

дочери. В этом году эпидемия чумы снова угрожала Стратфорду.

132

ЧАСТЬ II. ГЛАВА II

Всего в нескольких милях от города в небольших селениях и на

фермах болезнь косила целые семьи. Из Уилмкона пришла печаль-

ная весть о смерти Адама и Анны Эванс. Дети, оставшиеся

в живых, осиротели. Мэри понимая, что медлить и бояться она

больше не может, на коленях молила Джона не отдавать вновь

Эльму в чужие руки. Теперь ее дочь была дома. И так же, как Уилл, спрашивала Мэри обо всем без остановки.

— А где я буду спать?

— Со всеми — наверху.

Это собаки как у нас? Они тоже коров пасут? — Эльма показывала

на стену с гобеленом, изображающим Даниила в пещере со львами.

— Это не собаки, Эльма, это львы. К ним царь Дарий повелел

бросить пророка Даниила.

— Даниил победил?

— Господь послал ему ангела на помощь, и львы его не тронули.

— А Хью и Кэтрин тоже будут жить теперь здесь?

Эльма говорила о детях Эвансов. После смерти родителей их

взяла семья кузнеца.

— Нет. Они будут по-прежнему жить на ферме. А ты — с нами.

— Почему?

— Потому, что твой дом теперь здесь.

У Эльмы задрожали губы и подбородок.

— Ма-ма! — заплакала она.

Мэри обняла ее.

— Не плачь, детка. Не плачь. Не плачь.

— Я хочу домой, к маме!

Мэри крепче прижала девочку к себе. Не дать бы собственному

сердцу разорваться на глазах у ребенка. Ибо никаким утешением

сердечной тоски не заглушить.

— Мы с тобой теперь одна семья, — медленно проговорила она. —

Мы обязательно поедем в гости к Хью и Кэтрин. Только не сейчас.

Теперь ты будешь жить здесь, с нами. И я буду твоей… второй мамой.

— Так не бывает.

— Бывает. У Кэтрин и Хью теперь тоже есть вторая мама. Ви-

дишь, как хорошо, что на свете для всех есть мамы…

Она замолчала, прижимаясь лицом к детской головке. Стараясь

не смотреть в глаза девочке, Мэри спустилась на кухню, накормила

ее, и та постепенно успокоилась. Не прошло и часа, как на Мэри

133

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

вновь посыпались вопросы. Эльма оказалась говоруньей, а мать, го-

дами тосковавшая по дочери, не могла теперь этому нарадоваться.

Тем более, что к бесконечным разговорам она давно привыкла

и порой шутила, что от них у нее мозоль на языке. В отличие от

только пытающегося говорить младшего брата Гилберта Уильям

расспрашивал окружающих обо всем с утра до ночи. Молчание

в доме воцарялось, только когда он засыпал. А спал он мало. Днем же

ни разу не было случая, чтобы он угомонился хотя бы на час. Он пе-

редвигался только бегом и говорил обо всем и со всеми, кто оказы-

вался рядом. Не найдя подходящего собеседника, он беседовал сам

с собой. Вот и теперь во дворе послышался шум и громкие прере-

кания. Кто-то обнаружил его у дверей мастерской и отогнал прочь.

Мэри покачала головой. Спасу нет! Давно уже для этого разбойника

любая хворостина больше смешна, чем страшна.

— Уилл, иди сюда — позвала Мэри, выглянув из окна.

Он скатился со ступеней мастерской и вбежал в дом. Мэри уса-

дила детей за длинный стол, над которым висели пучки сушеных

трав. Радостней дня давно не было в ее жизни. Оба тут же приня-

лись болтать о чем-то. Это выглядело трогательно и забавно —

удержаться от смеха было невозможно. Особенно смешили Мэри

их носы — будто все любопытство и вся порывистость двух одина-

ковых маленьких лиц сосредоточились именно в них. Со стороны

могло показаться, что они принюхиваются друг к другу. Все в доме

знали, что природа одарила Уилла удивительным обонянием.

Мальчишка обладал чутьем не хуже собаки, угадывая едва улови-

мые запахи. За это его особенно ценили на кухне. Нюх ребенка

служил прекрасным определителем свежести продуктов. Для

Джона, однако, эта способность сына в недалеком будущем стала

камнем преткновения при попытке начать его обучение в коже-

венной мастерской. Отец мечтал о сильном, ловком и умелом