2039

Она не добавила «любые твои фантазии», уже зная, что чем выше ай-кью, тем примитивнее фантазии в сфере эротики. Это офисный планктон за неимением ума богат на эротические изыски, а класс научных сотрудников высшего левла животному в себе отводит места все меньше и меньше, хотя вычеркивать никто не собирается, кровь нужно гонять по всему телу, мы пока что плотно всажены в звериные тела, и мозги от их функционирования пока что зависят полностью.

Я взялся за ее бедра, она развернулась, наклонилась молча и послушно, ее тонкие пальцы ухватили за край подола и подняли платье на уровень пояса.

Не знаю, почему такое действо, известное даже «божьим коровкам», так успокаивающе действует на женщин, словно мы вот так берем на себя добавочные обязательства защищать их от всего на свете, хотя, возможно, так оно и было до недавнего времени. И хотя мораль изменилась, но отголоски старых правил, выковываемых сотнями тысяч лет, даже миллионов, остались на уровне древних инстинктов.

Потом я застегивал подрагивающими пальцами брюки, она повернулась ко мне, сияющая и счастливая, щеки раскраснелись, глаза блестят, как утренние звезды, омытые росой, а голос прозвучал тихо и волнующе, наполненный новыми обертонами:

– Как же ты умеешь снимать депрессию!.. Ни следа прежней тревоги и упадка… Как думаешь, стоит рекомендовать такой метод в районных поликлиниках? Вместо медикаментозных процедур?

– Штат врачей придется увеличить, – ответил я. – С другой стороны, многих безработных можно пристроить в уважаемую профессию… Ты умница, сразу видишь возможности!.. Но на учебные стрельбы все-таки приди. Это еще больше разгонит мрачное настроение. Красивая женщина с оружием в руках, говорят, очень эротично!

– Если эротично, – ответила она рассудительно, – обязательно приду.

Хотя считается, что в армии чем солдаты дурнее, тем они лучше, но опыт говорит, что интеллектуалы с оружием обращаются куда умелее простых рабочих и воюют тоже намного лучше. В пример можно поставить хоть армию Израиля, хоть любую другую, в которой процент людей с высшим особенно высок.

Мои сотрудники обучились пользоваться оружием за сутки, к концу дня уже умело всаживали пули в десятку, а то и в самый центр.

Я в своем кабинете время от времени поглядывал на экраны, наконец поздно вечером спустился в тир и с лестницы похлопал в ладоши.

– Все-все, заканчиваем!.. Кто бы подумал, вы и с этим веселым делом справляетесь лучше героев рабоче-крестьянской армии!

Все повернулись ко мне, гордые и подбочененные, прям древние охотники, забившие мамонта одними дубинами.

Камнеломов прогрохотал мощным голосом:

– Орлы!

– Прекрасно, – резюмировал я. – А теперь к работе. Но этот день не потерян… хотя хотел бы ошибиться. Я всем оформил разрешиловку на оружие, но, правда, только Камнеломов и Шенгальц имеют право на свободное ношение и на улице, зато в здании любой из вас может воспользоваться для самозащиты.

– Не только может, – рыкнул Камнеломов, – но и должен! Мужчина обязан уметь защищать себя и, скажем, временно исполняющего, что защититься не сумеет даже от воробья.

Карпов сказал бодро:

– Валить будем, как только ворвутся!

– И побольше, – добавил Шенгальц кровожадно, – побольше!

Все смотрят искательно, ожидая моей реакции, я сказал с неохотой:

– Можно и побольше. Любой отпор охладит бесчинствующих. Закон, хоть и с оговорками, примет нашу сторону. Ворвутся не мирные демонстранты! Бейсбольные биты и бутылки с зажигательной смесью тоже оружие.

– Головорезы, – определил Тютюнников, что вообще любит давать определения. – Но мы им поголоворезим!

– Отголоворезим, – согласился Южалин, – по самые гланды.

Глаза горят, отметил я, щеки раскраснелись, боевой задор, адреналин зашкаливает. Еще не догадываются, что одной стычкой не закончится. Человечество слишком долго удерживали от войн, раздражение копилось в каждом медленно и неотвратимо. Теперь дай только повод, а повод вручили еще какой.

В детстве дни тянулись, теперь опасно мелькают, как спицы в раскрученном колесе велосипеда. Из новостей не уходят сообщения о пожарах и бесчинствах, но теперь средства информации подают это не как непотребный разгул молодежных банд, а как некий протест общества на перекосы прогресса, еще не оправданный, но уже как бы понимаемый, то есть начинает работать окно Овертона.

Сюзанна по моему указанию такое не фиксирует, зато в отдельную папку складывает все сообщения о дезертирстве из воинских частей, о фактах хищения оружия из магазинов и даже охраняемых складов, о замеченных вроде бы мирных гражданах, но с оружием в руках и явно организованных в некие группы или объединения.

Создаются даже добровольческие батальоны, все в гражданском, однако по многим признакам большинство либо дезертиры, либо в свое время отслужившие срочную или контрактную.

Мои сотрудники, хоть и заняты разработкой сложнейшего софта для нейроморфных сетей, новости смотрят тоже, сегодня Уткин поймал меня в коридоре и сказал подчеркнуто небрежно:

– Кстати, шеф… Мы тут пораскинули мозгами…

– Аж стены забрызгало, – вставил Карпов.