Скрип утихает, обнажив повисшую в комнате тишину.
София Кински хлопает губами так, будто дожёвывает конец проглоченной фразы.
Снова оглядываюсь на старуху и вдруг цепенею, как кролик перед удавом, от вида её лица, безжалостно выдернутого из темноты солнечным лучом!
Длинный, иссохший, изрытый бурыми морщинами, как замшелая почва оврагами, слепой лик человеческой немощи!
Не могу отвести глаз.
Само Время сковало мою выдержку.
Секунды медленно стекают в провал между явью и тленом.
Потусторонний холод леденит спину. Отчаянно хочется приказать Максу отменить этот эпизод!
Понимаю, что это невозможно.
Я – в реальности.
Бом-м-м! Гулко разрывается тишина.
Подпрыгивает сердце в грудной клетке.
Бом-м! Бом-м!
Это – бьют напольные часы. Всего-навсего, часы!
Последний удар замирает в воздухе и рассыпается сухим шорохом шестерёнок в лакированной утробе.
Старуха вдруг начинает мелко-мелко трясти головой. В такт с головой дрожит груда шалей и платков на её бесплотных плечах. Морщина рта растянута беззвучным смехом.
Вот нечистая сила! Не надо мной же она смеётся?
Разве могла она увидеть испарину на моём лбу и беспомощно прикованные к её безобразной ветхости глаза?
И вовсе тут ничего смешного!
Встретить живого человека такого возраста – всё равно, что наткнуться на десятифутовую многоножку диплоподу в лесах палеозоя. Пусть кто-нибудь попробует обвинить меня в малодушии!
Во времена Большой Пандемии и Ресурсного Голода на планете умерли от болезней, истощения и переохлаждения почти все пожилые люди. Тех, кто умудрился выжить, не пощадила Последняя Война.
Мы очень быстро забыли своих стариков.
Забыли их черты, их прожитые для нас жизни, их воспоминания.
Замечаю, что мысли снова возникают перед моим внутренним взором сами собой, так, будто я - лишь сторонний наблюдатель. Но мне интересно следить за ними, и я не останавливаю их поток.
Вместе со стариками мы потеряли... собственную память.
Не потому ли теперь мы так стремимся в виртуальную жизнь, что нам больше нечего хранить в реальной?
Послушай, Макс, сколько же ей лет? Девяносто шесть?!
Арно, ты слышишь?
Подумать только! Каково?
Пожалуй, она могла бы помнить времена до самого интернета. И даже до персональных компьютеров!Если бы была в здравом рассудке.
Могла бы помнить мир враждующих империй, от которых осталась только старая карта на стене.
Рука её, теперь сухая и костлявая, когда-то выводила прописную вязь на бумаге, а не мешала пальцами воздух виртуальных экранов. Дендриты её собственных нейронов ветвились и сплетались в таблицу умножения, синусоиду периодических колебаний, в теорему Фалеса, формулы аминокислот, в стихи, языки, ноты.
Не удивлюсь, если под облысевшим черепом когда-то скрывался механизм структуризации данных не менее эффективный, чем процессор моего информационного облака.
Интересно, каково это – самому быть суперкомпьютером? Самостоятельно обрабатывать гигабайты информации и принимать решения, полагаясь только на память и рассудок, а не на Сеть и советы Куратора?
Невозможно представить!
Но, кажется, я отвлёкся.
Макс, ты уже нашёл Нила Божича?
Отлично!
Ты серьёзно? Арестован?!
За воровство персональных данных... Ну да, за что же ещё?
Видишь у себя эту информацию, Арно?
Ну, вот тебе и разгадка! Всё оказалось проще простого, как я и полагал.
Побеседуешь с ним?
Эй, что-то мне совсем не нравится, как ты выглядишь, напарник! По-моему, тебе не помешает немного отдохнуть.
Ладно, Божича я сам допрошу.Очно.
Да, так будет даже лучше.
Ты не нашёл у Кински каких-нибудь семантических разночтений или скрытых мыслефраз?
Согласен, чисто.
Старуху допрашивать бесполезно. Она, похоже, не в себе.
Можете снять шлем, госпожа Кински.
Да, допрос окончен, но послушайте... Скажите, почему вы не переезжаете в бесплатные муниципальные апартаменты? Здесь ведь, мягко говоря, полная антисанитария.
Кроме того, вам приходится самостоятельно готовить еду, стирать. Разве вас не беспокоят постоянные перебои с водой и электричеством, необходимость добывать где-то газ или дрова для вашей плиты? Неужели вас не подавляет отсутствие комфорта и этот избыток вещей?
Толстуха морщит широкий лоб и краснеет от добросовестного усилия понять, чего ещё от неё хотят.
— Избыток вещей? Как вы забавно говорите, офицер! Это вроде того, что вещей слишком много?
Да где ж много? Так, перебиваемся. Это ж всё наше, фамильное...
Видите, офицер, вон ту фотографию на комоде? Ту, которая совсем выцвела.
Ага, дайте-ка её мне!
Вот, посмотрите сюда, добрый господин.
Вот это - дед мой Амадеус с женой и тремя детками. Видите, в полосатом пиджаке?
А четвёртый сынишка – мой будущий папаша Тобиас тоже здесь, с ними. Да-да! Прямо вот тут, в животике у бабки Граси!
У деда Амадеуса была тогда маленькая пекарня. Во-он видать её возле базилики Рождества Пресвятой Девы Марии за их спинами. А Тобиас, когда подрос, уехал за лучшей жизнью сюда, в этот самый город, но свою пекарню так и не смог открыть. Ремонтом каким-то занимался, потом стал помощником пекаря.А потом сгинул в круговерти Последней Войны. Даже не знаю, здесь или где-то за границей. Трудно тогда было понять, кто воюет, где и за что...