2050. С(ов)мещённая реальность

Лента протоптанного вереска уводит за собой во мглу, скрывшую подножие холма, и появляется вновь у самой его вершины под низким пепельно-розовым небом.
Там, над водами холодного Ибернийского океана, вокруг самого большого костра столпилось несколько палаток.
Багровый свет огня пляшет по вздутым на ветру тентам, по разбросанным вокруг деревянным ящикам с припасами, по волнам упругих трав, по острым камням, по искажённым лицам человеческих голов, уложенных с обеих сторон тропы.
Распахнуты в молчаливом крике рты.
Восковые щёки нежно прижаты друг к другу.
Сиреневые соцветья ласкают запрокинутые лбы, силясь разгладить печать боли и отчаяния, сомкнуть окостеневшие веки.

...Головы должны устрашать; от мёртвых не убудет, а живые пусть ужасаются при виде голов своих отцов, братьев, детей, родственников и друзей, на которые будут натыкаться1.

Истерзанные черты, слипшиеся от крови волосы, широко раскрытые, пустые от ужаса глаза. Они знакомы мне.
Силюсь вспомнить.

Тяжёлые испарения погребённых в этой земле скорбных деяний исторгаются из почвы. Обволакивают вязкими путами, душат, проникают в лёгкие. Яд их медленно растекается под кожей, битым стеклом обволакивает ткани и органы.

С трудом разлепляю налитые ядовитым туманом веки. Сквозь плотный визор шлема различаю лишь слабо освещённый потолок.
Тихо. Непроницаемо тихо.
Пошевелиться пока не удаётся.
Где я?
В некоем помещении, или всё ещё на тропе, отмеченной кровавыми вехами чьих-то нечеловеческих мук?
В своих апартаментах или где-то ещё?
Похоже, принудительно изолирован. Арестован.

Теперь это уже не важно.
Теперь от меня вовсе ускользнуло различие между свободой и изоляцией.
В игре мерцающих смыслов я могу положиться только на проблески собственного сознания, пока ещё не отнятые у меня Кибернейронной Сетью, Мирами, Кураторами и бог знает, кем ещё.
Вот только узнать бы, что с Полиной...
Удалось или нет?

— Хозяин, вы пришли в себя?
Хорошо. С вами хочет говорить некий господин. Вы готовы?

А-а, Макс, это ты?
Давно тебя не было слышно. Я уже успел соскучиться.
Выглядишь отдохнувшим.
Жирка никак набрал, шельмец?

— Хозяин, вы не можете видеть мою цифровую оболочку. Отвечайте на вопрос.

Ого! Да ты стал жутким занудой. И грубияном.
Где же твоё угодливое «мой дражайший Хозяин»?
Где оды в честь моей независимой свободы или свободной независимости? Прости, запамятовал, как там было. Ха!
Эх-х... Тугой костюмчик вы натянули на меня. А, Макс? Даже не посмеяться над тобой, неодушевлённая ты дурында.

— Ошибаешься, лейтенант. То есть, теперь уже просто господин Хэйс. Или ещё лучше - дружище Зайд. Ах-ха-ха!
Ты несправедлив к своему кибернетическому помощнику, приятель. В биографеновую утробу Нейросети уже влито столько человеческих душ, что сомневаться в её одухотворённости нет никакого резона.
Я бы на твоём месте извинился перед оскорблённым ни за что ни про что Киберадьютором. Разрази меня гром!Ах-ха-ха-ха!

Кажется, могу вдохнуть глубже.
Сложно сказать, сам я приподнимаюсь и занимаю более удобное положение, или это делает моё второе цифровое «я», слепленное из импульсов симуляционного костюма.
Так или иначе, но грудная клетка благодарно расправляется от щедрой порции кислорода.
Самого дна лёгких достигает прохлада напоенной пряными ароматами ночи.
Где-то внизу, в такт мне, дышит большая, различимая лишь на слух, вода.

Волны, рождённые соитием морских глубин и небесных твердей, вскормленные стойкими пассатами, преодолевшие необозримые седые просторы, ритмично и с бессмысленным упорством разбивают свои пенные тела об отвесный берег.
Голос, осквернивший ритуал вечного жертвоприношения, я знаю слишком хорошо.
Да, так и есть.

Свет воткнутых в землю факелов выделяет фигуру человека, непринуждённо расположившегося в походном кресле, застланном бизоньей шкурой.
Драгоценные камни на пряжках штиблет вспыхивают зрачками поверженных к его ногам хищников. Голени и бёдра человека плотно затянуты в светлые чулки. Короткие драпированные рейтузы пошиты из той же ткани, что и затейливо украшенный тесьмой камзол. Поверх кожаного жилета – атласная перевязь с бантом на плече и небольшая подвеска из розового кварца на массивной золотой цепи.

Белоснежный воротник тонкого кружева оттеняет смуглую кожу лица с густыми чёрными бровями, выступающими скулами, упрямой нижней челюстью с маленьким прямым ртом и складками возле него.
Моего лица.
Лицо запрокидывается, закатывает глаза, широко открывает рот и громогласно хохочет голосом сэра Фрэнсиса Дрейка, адмирала её величества.
Моим голосом.

— Признайся, я удивил тебя, старик Пэдди2!
Ах-ха-ха! Видел бы ты сейчас свою рожу! Вернее, мою! Ха-ха!

Кстати, узнал ли ты своих знакомцев там, на тропе? Наверняка среди них тебе встретился древний пращур, а, возможно, не один, и вы мило поболтали, распив по стаканчику тройного виски. Ха!