Рано утром мы заняли позицию на пятом этаже, а гражданские остались в укрытии. Но немцы не появлялись, и обстрелов нигде не было слышно.
– Они больше не решаются к нам соваться! – радостно объявила Эсфирь в районе полудня.
– Ну нет, я бы не обольщался, – возразил Амос.
И он, конечно же, оказался прав.
Полчаса спустя загрохотали грузовики. Один из них остановился на нашей улице. Из него высыпали эсэсовцы. Мы не могли открыть по ним огонь – слишком большое было расстояние. Немцы стали подкатывать к подъездам бочки.
– Бензин, – определил Амос.
Солдаты попрыгали в грузовики, побросали зажженные факелы и рванули прочь. Бочки вспыхнули и стали взрываться одна за другой. В считаные секунды несколько домов охватило пламя.
– О нет… – пролепетала Эсфирь.
Остальные в ужасе молчали.
Жильцы горящих домов стали подбегать к окнам, выскакивать на балконы. Выбора у них не было – только прыгать. Эсэсовцы, выстроившись на улице, развлекались тем, что стреляли по прыгавшим. Попав в человека на лету, они радостно улюлюкали. Особенно громко они завопили, когда один из них подстрелил мать, прижимавшую к себе младенца.
Пожилая женщина рухнула с балкона на горящую кучу мусора. При падении она травмировалась и слезть на землю уже не могла. Живой факел кричал, визжал, молил солдат:
– Застрелите меня, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, застрелите меня!
Они ей этой милости не оказали. Целиться в прыгающих людей им нравилось больше. При этом они веселились, как на ярмарке.
Мы смотрели, не в силах шелохнуться. Первой дар речи обрела Рахиль:
– Да что же мы стоим!
Но прежде, чем мы успели двинуться с места, чтобы расправиться с ублюдками – или чтобы они расправились с нами, – солдаты двинулись от дома к дому, забрасывая подъезды зажигательными гранатами.
– Надо вывести гражданских из убежища! – остановила я Рахиль. – Они и наш дом подожгут!
Говоря о гражданских, я в первую очередь думала о Даниэле и немного – о его младшей сестренке.
– Ты права, – кивнула Рахиль. Желание спасти людей пересилило в ней жажду мести.
Мы бросились в подвал, и именно в тот момент, когда мы открыли дверь в убежище, раздался взрыв. Немцы швырнули зажигательную гранату в наш дом.
– Скорее! Скорее! – закричала Рахиль. – Все на выход!
В этот миг по подвальной лестнице скатилась ручная граната.
– В укрытие! – заорал Амос.
Мы бросились прочь. Большинство – в убежище. И только Эсфирь… Эсфирь попыталась спрятаться в подвальном помещении по соседству. Граната подкатилась к ее ногам и взорвалась.
– Эсфирь! – взревел Амос, перекрикивая грохот, и кинулся к ней сквозь пламя. Но от нее остался только изуродованный труп.
Амос издал звериный вопль.
– Лестница! Черт возьми, лестница! – вскрикнул Ави.
Граната уничтожила лестницу. Дом над нами горел. А мы не могли выбраться – эта кроличья нора стала нам ловушкой.
– Мы все сгорим! Мы все сгорим! – истерически завопил Ави.
– Нам нужна стремянка или доска! – рявкнула Рахиль, которой лучше других удалось сохранить ясную голову.
Мы бросились на поиски. Один только Амос стоял и смотрел в огонь, в котором сгорало тело Эсфири.
– Амос! – окликнула я.
Он не отозвался.
– Амос, помоги нам искать!
Медленно, очень медленно он оторвался от страшного зрелища.
Перепуганные гражданские подняли крик. Даниэль попытался их успокоить:
– Мы выберемся, мы непременно отсюда выберемся…
Он повторял это непрерывно, но безо всякого толка. Люди были в панике.
– Вот! – воскликнул Рыжик Бен, указывая на большую доску, лежащую в углу. Мы приставили ее туда, где еще две минуты назад была лестница. Доска встала на ребро под очень крутым углом. Просто подняться по ней было невозможно – только залезть подтягиваясь.
Ко мне подошел Даниэль:
– Старики и больные не осилят…
Пропустив гражданских вперед, мы помогали им как могли. Даже Амос, который все еще не мог оторвать взгляда от пламени, в котором сгорало тело Эсфири. Я старалась туда не смотреть.
Наконец в убежище осталось человек десять – больные, раненые, слабые. Среди них – и женщина-скелет с ребенком.
– Мы не можем оставить их здесь, – сказал Даниэль.
– У нас нет выбора! – возразила Рахиль.
Во тьме раздались крики:
– Не бросайте нас! Не бросайте!
Кто-то заплакал. Но большинство сидели молча. Они так долго прятались. Так долго выживали. Лишь для того, чтобы теперь сгореть заживо.
Бойцы один за другим вскарабкались по доске. За ними последовал и Даниэль – он все-таки решил, что должен жить ради сестренки, а не оставаться с несчастными.
Скорбеть о них – равно как и об Эсфири – у нас не было времени. Когда мы выбрались во двор, небо пылало алым. Гигантские языки пламени пожирали дома.
– Ад как он есть, – сказал Рыжик Бен.