28 дней. История Сопротивления в Варшавском гетто

Мы бросились бежать сквозь этот ад. Двадцать бойцов и человек сорок гражданских. Мы мчались по пылающим улицам, с которых немцы убрались, чтобы самим не сгореть в пекле. Дома рушились. Брусчатка плавилась под ногами. Я боялась, как бы подошвы не приклеились к мостовой. Пламя ревело оглушительно. На миг мне показалось, что голова вот-вот взорвется от адского гула. Сверху сыпались горящие головешки. На одного из гражданских рухнула балка. Другого убило упавшим кирпичом.

Даниэль крепко прижимал к себе Ревекку, а та стискивала в кулачке стеклянный шарик. Девочка понимала: если ее сокровище упадет на брусчатку, то тут же расплавится.

Какие вещи заботят людей перед лицом смерти…

Наконец мы вырвались в еще не охваченную пожарами часть гетто – пока ветер не переменится, огонь сюда не перекинется. Уже начинало смеркаться, когда мы ввалились во внутренний двор, где столпились человек сто гражданских – все с жалкими пожитками, которые сумели спасти из горящих домов. Чудно все-таки устроены люди: дорожат своим нехитрым имуществом, как Ревекка – стеклянным шариком.

На этот раз на нас никто не ругался – наоборот, со всех сторон посыпались мольбы:

– Помогите нам!

– Выведите нас из гетто!

– Спасите моего ребенка!

Нас теснили со всех сторон. Но мы тоже не знали, что делать.

– Мы не можем всех взять с собой, – сказал Ави.

– И тем более не можем бросить их на произвол судьбы, – возразила Рахиль.

Я понимала: оба правы.

– Надо найти новое убежище! – высказала Рахиль мысль, которая напрашивалась сама собой. – Бункер, где хватит места всем.

– И молиться, чтобы немцы не вернулись ночью, – добавил Ави.

– Еще не хватало молиться! – хором ответили мы с Амосом.

Мы разделились на разведгруппы. Я отправилась на поиски вместе с Амосом. В ночном небе пылало чудовищное зарево. Я невольно бросила взгляд на Мурановскую площадь. Знамена по-прежнему развевались на крыше. Но это было слабое утешение. Сегодня у нас на глазах погибло множество людей. Погибла Эсфирь.

Мы шагали по улицам. Амос не говорил ни слова.

– Эсфирь… – начала я.

– Приняла достойную смерть, – коротко и ясно отрубил он, очевидно желая на этом закончить разговор.

Достойную! Ее разорвало на куски – по-моему, та еще высокая честь. Как бы я ни убеждала себя в обратном, ее конец представлялся мне таким же жалким, как и гибель многих других обитателей гетто.

Мы с Амосом молча прочесывали дом за домом в поисках убежища. Перерыв мы сделали лишь раз – когда нашли в одной из брошенных квартир воду. Мы пили и пили до тех пор, пока не утолили жажду. Лишь час спустя мы наткнулись на бункер под обломками полуразрушенного дома.

– Все здесь никак не поместятся, – сказала я, глядя на творящийся внутри ужас: люди сидели впритирку друг к другу. Засаленные. Замученные. Запуганные.

– Нашей группе места хватит, – сказал Амос.

– Мы не можем бросить гражданских на произвол судьбы, – сердито возразила я.

– Пусть Рахиль решает, – предложил он, и я кивнула. Я понятия не имела, решится ли Рахиль бросить гражданских – в том числе и Даниэля с его Ревеккой. Останусь ли я в таком случае с Даниэлем? Нет, от девчонки с пистолетом все равно мало проку. Я пойду дальше вместе с Рахилью и остальными, а Даниэль пусть выживает как знает.

Около полуночи мы вернулись в наш двор и с удивлением увидели, что народ вовсю куда-то собирается. Не успела я поинтересоваться, в чем дело, как Даниэль сказал:

– Ваши люди нашли для нас убежище.

– Для всех? – изумилась я.

– Говорят, да.

– Это просто… чудо какое-то, – пробормотала я.

– Я же говорил, – улыбнулся Даниэль, – мы немцам не дадимся.

Он верил, что выживет. Вопреки очевидному. Может, он сумасшедший? Наверняка сумасшедший – иначе его убежденность не объяснишь. Да, Даниэль еще безумнее меня. Но его безумие благороднее.

63

Бункер на улице Милой принадлежал Шмулю Ашеру и его банде «Чомпе». Босс мафии изрядно схуднул за год, на лице у него появился шрам – похоже, наследие тюремного заключения, от которого он, впрочем, снова сумел откупиться. На все оставшиеся деньги он и его люди оборудовали убежище. Тут имелся источник питьевой воды, электричество, отличная кухня, красивые диваны и даже застекленные шкафы. Изысканный салон под землей.

Выгодно все-таки быть преступником. И это касается не только немецких промышленников.

Ашер узнал меня с первого взгляда и тут же спросил:

– Про Руфь что-нибудь знаешь?

Неужели я буду ему рассказывать, как она выхаркивала пепел, как ее в Треблинке насиловал Куколка и как она, полубезумная, пела: «Люли, люли, мой сынок»?

– Она тебя любила, – ответила я.

Ашер все понял. И на миг прикрыл глаза. Он тоже ее любил.

А потом, распахнув веки, решительно направился к нашим командирам, к которым тем временем присоединился и Мордехай, и пригласил в бункер повстанцев и гражданских.

– Мы будем сражаться и погибнем вместе с вами, – пообещал мафиози. – В конце концов, все мы евреи.

Чего-чего, а этого немцы не ожидали, когда строили планы нашего уничтожения: из людей, которым их национальность всю жизнь была совершенно безразлична, получились гордые защитники еврейского народа.