28 дней. История Сопротивления в Варшавском гетто

Вот это радость! В разгар войны мы печем хлеб! На какое-то время я даже забыла об ужасном происшествии с мальчишкой.

Леон взвешивал тесто на весах, когда к нему подошла Рахиль и спросила:

– А какая разница, если буханки все равно получатся разной величины?

Он хлопнул себя ладонью по лбу:

– Точно! А я, идиот, только время попусту трачу!

Несмотря на всю беззаботность, времени у нас было не так уж много. До рассвета надо успеть напечь хлеба и отнести его в убежище.

– Надеюсь, немцы не увидят дым, – сказала Рахиль, когда Леон сунул в печь первую буханку.

Нас с Амосом послали наружу посмотреть – действительно, дым из трубы пекарни поднимался в небо. Если нацисты ночью войдут в гетто, они нас мигом засекут.

– Но эта игра стоит свеч, – счел Амос.

– Да, – согласилась я.

– Тут мы хотя бы никого не убиваем, – тихо проговорил он. Смерть мальчишки угнетала его еще больше, чем меня, ведь он первый взял его на мушку – раньше даже, чем Бен.

Мы стояли и смотрели, как дым поднимается к звездам.

– Я думал, – признался Амос, – что в сражениях смогу искупить свою вину. Но получается только хуже. Мне никогда от этого груза не избавиться. До конца моей жизни.

Я сжала его руку и сказала:

– До конца нашей жизни.

* * *

Триста буханок хлеба.

Столько мы успели перетаскать из печи в убежище до рассвета.

Поскольку закваски у нас не было, буханки выходили плоские, но все равно – любо-дорого поглядеть. Мы раздали их людям в убежище, и те жадно накинулись на еще теплый хлеб.

– Видишь их глаза? – спросил Амос, глядя, как стайка ребятишек набивает животы.

– Да, – надтреснутым голосом ответила я.

Глаза детей сияли.

Этим утром мы даровали евреям не достоинство, не честь, а немного счастья – в виде хлеба. И сами стали чуточку счастливее.

67

– Надо было копать тоннель на ту сторону, – проворчал Мордехай, когда повстанцы собрались на совет в убежище под домом 18 на улице Милой. Впервые в жизни я видела нашего командира подавленным. – Если бы мы сумели выбраться из гетто, – продолжал он, – то ушли бы в леса и продолжили борьбу с немцами. А то сгорим здесь ни за грош…

– А может, это и есть наш шанс, – вмешался Ашер, – что эсэсовцы тут все превращают в прах и пепел.

Мы с удивлением воззрились на босса мафии, который, в отличие от других членов банды «Чомпе», не проявлял ни тени недовольства, что в его роскошном убежище теперь толпы народу, духота и отчаяние.

– Огонь перекидывается на мастерские, – продолжал он.

– Это мы знаем, – нетерпеливо отозвался Амос. – К чему ты клонишь?

– Чтобы тушить огонь, немцы привлекают польских пожарных. И если…

– …мы их подкупим, – подхватил Ави – он все еще не оправился от тяжелого ранения, – то сможем выбраться из гетто.

Эта идея ему явно понравилась, хотя он прекрасно понимал, что ему с раненой ногой путь в леса заказан.

Мордехаю мысль Ашера тоже пришлась по душе, и было решено воплотить этот план в жизнь. Рахиль, Леон-пекарь, Амос и я в ту же ночь отправились на горящую фабрику. По улицам мы перемещались с превеликой осторожностью и опаской. Теперь эсэсовцы и по ночам хозяйничали на улицах. Через двадцать минут мы добрались до заводской территории, где польские пожарные – по-видимому, под охраной эсэсовцев-латышей – боролись с огнем, пытаясь спасти то, что еще можно было спасти. Спрятавшись за полуразрушенной стеной, мы стали наблюдать за тушением.

– Перестрелять солдат, что ли? – шепнул Амос.

– Тогда пожарные разбегутся, а нас через пару минут возьмут в оборот другие солдаты, – тихо возразила Рахиль.

– Что же делать?

– Ждать.

– Надеяться, что повезет? Что кто-нибудь из пожарных по случайности окажется рядом?

– Ну а вдруг и впрямь повезет. Хотя бы для разнообразия, – слабо улыбнулась Рахиль, а я подумала, что весь свой запас везения мы за время восстания уже исчерпали.

Притаившись за стеной, мы время от времени высовывались поглядеть на пожарных, безуспешно сражавшихся с огнем. Прошло полчаса – Амос уже начал терять терпение и все чаще проверял пистолет, – когда один из пожарных отделился от команды, чтобы сделать перекур, и направился прямиком к нам.

– Кажется, нам действительно повезло, – шепнула Рахиль.

Когда пожарному оставалось до нас метров пять, она подала сигнал. Мы выскочили из-за стены, Леон обхватил пожарного сзади, а я сунула ему под нос пистолет. Тот мгновенно все понял и, даже не пытаясь оказывать сопротивление, побрел с нами в выгоревшее здание. Охрана ничего не заметила. На лестнице пожарный бросился на колени и заныл:

– Я никакого вреда евреям не причиняю!

Не хватало только, чтобы он сгреб с пола пепел и посыпал им голову.

– Приятно слышать, – ухмыльнулся Амос.

Рахиль объяснила, чего мы от него хотим:

– В следующий раз, когда приедете сюда на пожар, вывезете в своей машине наших бойцов. А до того необходимо установить контакт с польским Сопротивлением. Они помогут нам перебраться в леса, где мы будем дальше сражаться за нашу родную Польшу.

Я больше не ощущала Польшу своей родиной. Я готова была драться в лесах против немцев – но не за эту страну.