28 дней. История Сопротивления в Варшавском гетто

Я молча сунула в карман пальто пистолет и вместе с товарищами отправилась на Генся, 80, где была назначена встреча с польскими пожарными. По дороге нам пришлось переждать, пока пройдет немецкий патруль, поэтому в здание мы вошли, припозднившись на несколько минут. Пожарных на месте не было.

– Главный вопрос, – пробормотала я, – они уже ушли или еще не пришли?

– Подождем, – сказала Рахиль. – Ничего другого все равно не остается.

Мы стали ждать. Пять минут. Десять.

– Да не придут они, – зло сказал Леон. – Эти ублю…

– Тс-с, – шикнула Рахиль. – Шаги!

Хотелось верить, что это пожарные.

Рахиль подкралась к окну и осторожно выглянула на улицу. Пуля разбила стекло и попала ей в лоб.

Рахиль рухнула на пол.

Я вскрикнула.

Немцы застрочили из пулемета.

Леон швырнул меня на пол. Пули свистели над нашими головами и ударялись в стену. Навесной шкаф, который они превратили в сито, с грохотом рухнул на пол.

– Эта скотина нас предала! – прорычал Леон.

Рыжик Бен, лежа на полу, отстреливался, хотя не мог видеть атакующих и поэтому, скорее всего, палил мимо.

– Надо отсюда выбираться! – гаркнул Леон, перекрикивая грохот.

Мы выползли из комнаты, в коридоре поднялись на ноги и на миг застыли в нерешительности: куда бежать?

По лестнице на крышу!

Но тут мы услышали, как распахивается подъездная дверь и немцы без разбору и цели палят в лестничном колодце.

– Окно. – Я указала на пустую комнату, смотревшую во внутренний двор.

– Там мы окажемся в ловушке, – возразил Леон.

– Нет, если сумеем оттуда пробраться в другую квартиру.

Я открыла окно и выпрыгнула во двор. Леон и Бен последовали за мной.

– Эй вы, проверьте во дворе! – донесся из подъезда приказ эсэсовского командира.

– Вот черт! – выругался Леон.

Мы и половины двора не пробежали.

– Я з… з…зад… д… держу их, – заявил Рыжик Бен и остановился.

– Это самоубийство! – рявкнул Леон.

А я сразу поняла: именно этого Рыжик Бен и хочет. Хочет погибнуть как герой и больше не жить с ужасным грузом на совести. Не мне его отговаривать. Как бы я этого ни хотела.

Я схватила Леона за руку и, не оглядываясь, потащила его прочь.

Бен орал:

– Сдохните! Сдохните! Сдохните!

И палил по подъездным окнам. Немцы отстреливались.

Я тем временем разбила камнем окно и открыла его изнутри.

Винтовка Бена смолкла.

Он погиб.

Не оглядываться, приказала я себе, не оглядываться. Не терять ни одной драгоценной секунды!

Немцы теперь палили по нам.

Я забралась на подоконник, спрыгнула в комнату.

Сзади вскрикнул Леон.

Еще раз вскрикнул.

И все.

Не терять ни одной драгоценной секунды!

Я проскочила квартиру насквозь, открыла окно на другую улицу, выпрыгнула наружу, но приземлилась неудачно – подвернула левую ногу. Коротко выругавшись, я попыталась побежать дальше. Но боль была нестерпимая, я ковыляла, прихрамывая на каждом шагу. Мои преследователи вот-вот выскочат на улицу, и тут уж я никак от них не скроюсь.

– Черт! Черт! – пыхтела я. Потом сказала себе, что на ругань тоже трачу драгоценные секунды, каждая из которых может означать либо смерть, либо встречу с Амосом.

Я нырнула в очередной дом и пошкандыбала вверх по лестнице. Может, удастся удрать по крышам…

Внизу распахнулась дверь.

Я замерла, боясь вздохнуть. Послышались шаги – солдат было всего двое. По-видимому, преследователи разбились на маленькие группы, чтобы прочесать окрестные дома. Следовательно, они не знают, что я именно здесь.

Тихо, очень тихо я приотворила дверь в одну из квартир и проскользнула внутрь. Но едва сделала пару шагов по прихожей, как дверь за моей спиной захлопнулась. Про сквозняк я не подумала!

С лестницы донесся топот: немцы взбегали наверх.

В панике я стала соображать: я на пятом этаже. Из окна не выпрыгнуть, не сломав шею. Выход один – прятаться. Но где? Я пробежалась по квартире – она была практически пуста. Трофейная команда и тут успела похозяйничать. Любой шкаф, любая кровать, любой уцелевший предмет мебели утаскивались на склады – в квартирах не оставалось практически ничего.

Шаги стихли. Солдаты уже на лестничной клетке.

– Выходи с поднятыми руками! – крикнул один из них через запертую дверь.

Сдаваться – ни в коем случае. Сдаваться – верная смерть.

Я достала пистолет, подковыляла к двери и пальнула через нее – в отчаянной надежде, что удастся подстрелить немецких ублюдков.

За дверью раздался вскрик. Я ничком бросилась на пол, чтобы спастись от ответного огня, но никто не стрелял. Неужели я попала?

Я лежала на животе, не шевелясь, сердце у меня колотилось. С лестничной площадки не доносилось ни звука. Это же не уловка такая? Или уловка? Да нет… Я и вправду попала!

Я осторожно поднялась на ноги. Разлеживаться некогда. Другие солдаты почти наверняка слышали выстрелы и через пару минут возьмут дом в кольцо. До тех пор нужно отсюда убраться.

Я поковыляла ко входной двери, но перед ней на секунду замерла: а что, если немцы отступили на лестницу и откроют огонь, как только я покажусь на пороге?

Но выбора нет – погоня уже близко. Если сейчас на меня обрушится град пуль, значит, так тому и быть.

Я распахнула дверь.