2d2c48d86cc31bb1fa244a5c4f6d3a85

До прихода электрички еще часа полтора оставалось. «Дай-ка, – думаю, – прогуляюсь до того завода», – и только подошла к заводу – приезжает машина, и из нее выходит Василий Иванович:

– Что случилось?

(Этак с полгодика не виделись.)

– Да, вы не думайте, вам не снится. Это правда я.

– Я сейчас, на минутку съезжу по делам. Вы подождете?

Вернулся. Пошли, посидели в кабинете, пообсуждали. 

– Вот вы, – говорю, – Василий Иванович, не стали же выдумывать. Вы – женаты, и все в порядке. А как там, вообще, с путевками?

– А вы кому хотите: себе или маме?

– На этот раз – себе, и на море.

– Да, вот понимаете, все чернобыльские деньги пошли на Днепропетровск, так что до сентября вообще неизвестно, но я вас в первую очередь буду иметь в виду.

– Да, конечно, мы ведь с вами уже старые друзья.

Он, однако, на стол меня уложил в профкоме.

– Эх, – говорю, – Василий Иванович, вам опять не повезло – у меня месячные.

Ну, поцеловал на прощание.

Я потом всю дорогу думала: надо же, разведку провела. Но сидящая напротив женщина отвлекала меня болтовней, так незаметно и в Киев приехали.

Я уж думала – на мороженое и смотреть не стану, а она меня угостила.

И так легко стало на душе: анекдот, да и только.

 

* * *

 

Наша киевская тусовка мелковата, чувствуешь постоянный информационный голод и полную оторванность от всемирных новостей. Живут – на вернисажах хлеб жуют.

Писатель Андрей Курков заангажировался. «Раньше он писал прозу, – сказал Параноиков, – а теперь ерундой занялся».

Параноиков, конечно, занял удобную для себя позицию, но много хлеба это ему не приносило. «Как это, однако, Егор умудряется – никому не мешает в литературных кругах», – заметил однажды Николай. Так у Егорки же любимая поговорка: «Рожденный ползать – куда ты лезешь».

В один прекрасный вечер мне захотелось подразнить публику, и я пустилась в пляс на вернисаже в «Миксте» – кафе под открытым небом, музыка играет: «Дорогой длинною...» Сидор-Гибелинда уже осовел маленько от выпитого.

Боже мой, какие все вокруг провинциалы: «Такая смелая...».

А в чем смелость-то? Сказать проще, оттянутая.

А чего зря гробить молодость, коли танцевать охота.

Мы с Параноиковым завсегда разогревали публику на дискотеках. А то, бывало, соберутся все на танцплощадке, два часа сидят, курят, болтают. И так часов до двух ночи.

Да я лучше потанцую, а потом среди ночи уйду – вдруг меня вдохновение посетит. А публика-то вся вокруг отмороженная.

Но я и без Параноикова станцую, мне даже легче стало без ощущения комплекса, порождаемого его постоянным присутствием, его наездами: не туда посмотрела, не то сказала, и вообще – кушаешь на вернисажах, а все смотрят.

И я смотрела: все кушают и болтают, и пьют, и снова кушают – чего стыдиться-то, коли угощают.

 

* * *

 

Я же не такая манерная дамочка «цирлих-манирлих», которая по мелким червям не ступает. Я нормальная молодая женщина, и плясать готова хоть до утра.

Позднее в журнале «Art line» в разделе «Светская хроника» напечатали следующее: «Как мало в Киеве синтетических художественных акций, где можно было бы насладиться гармонией искусств! Дефицит оных решила собственными силами восполнить киевский искусствовед Аня Л.

«Я живу по принципу – делай, как вздумается. Окружающая действительность вызывает постоянные стрессы. Их надо как-то снимать”.

Вот и взяла моду Аня плясать на вернисажах цыганочку».

Эх, бедняга Параноиков, сидит в своей берлоге и думает, что он самый правильный, а все вокруг – какие-то не такие.

«Ну что, бросил тебя этот жлоб уже?» – спросил он как бы между прочим.

Можно подумать, что я «им» одним все время занимаюсь. Что кто-то кого-то бросил, потерял...

В конце концов, у него, у Параноикова, сугубо крестьянская психология, и притом, мозги сдвинуты, и густопсовое хамство.

Параноиков – это фигура анекдотичная, фольклорная, я бы сказала. У него синдром обиженного ребенка – и это уже неизлечимо.

 

«Тантра-мантра-вибрация...»

 

Поговорим, однако, об академических застенках этого «элитарного» заведения для золотой поросли наших академиков от искусства.

Недаром светлой памяти Михаил Афанасьевич Булгаков именовал Союз писателей не иначе как «Союз профессиональных убийц».

Старая братия, по-видимому, жаждет забвения прошлых грехов, начиная с того момента, кто что делал во времена гитлеровской оккупации (в стенах нынешней Академии тогда располагалась немецкая биржа труда) и, минуя советский послевоенный период, когда все рьяно исполняли заказы во славу «нашей страны великой» и поголовно были реалистами, вплоть до наших дней, когда вклады на сберкнижках заслуженных вконец обесценились.

Группу учеников М.Бойчука (а он, наряду с братьями В. и Г.Кричевскими, стоял у истоков Академии, основанной в 1917 году) расстреляли еще и потому, что эксперты из рядов соратников признали, что их творчество «ни малейшей художественной ценности не представляет».

Теперь уже последние девять лет модно стало писать об украинском авангарде и о вкладе школы М. Бойчука в историю украинского искусства ХХ века.