3-4. Знак Единорога. Рука Оберона

Конечно, я ни черта не сумел оценить, хотя находился, естественно, не в лучшей форме. Но приписывал это бурной активности Джерарда. И я не собирался отказываться от Талисмана лишь из-за того, что другой член семьи дал подобный совет, даже если это умница Фиона в одном из дружелюбных состояний духа. Своенравие, упрямство… Нет, независимость. Вот что. А также и чистой воды формальное недоверие. Все равно я нацепил Талисман несколько часов назад и лишь на вечер. Я подожду.

— Ну, просто ты взял за правило носить его, — говорила Фиона. — А я просто хотела предостеречь от продолжительного эксперимента над собой, пока не узнаешь о Талисмане побольше.

— Спасибо, Фи. Я скоро сниму его, и благодарю тебя за предупреждение. Кстати, а что стало с Дваркиным?

Она постучала себя по виску.

— В конце концов у бедолаги съехала крыша. Мне хочется думать, что Папа укрыл его в каком-нибудь тихом убежище в Тени.

— Я понял, что ты имеешь в виду, — сказал я. — Да, давай думать так. Бедняга.

Джулиэн поднялся на ноги, завершая беседу с Лльюилл. Он потянулся, кивнул ей и взялся разминать ноги, расхаживая по комнате.

— Корвин, насочинял ли ты для нас новых вопросов? — спросил он.

— Ни одного, который мне хотелось бы задать.

Джулиэн улыбнулся.

— Хочешь сказать нам что-нибудь еще?

— Не сейчас.

— Еще какие-нибудь эксперименты, показательные выступления, шарады?

— Нет.

— Хорошо. Тогда я пошел спать. Доброй ночи.

— Доброй.

Джулиэн поклонился Фионе, помахал Бенедикту и Рэндому, кивнул Флоре и Дейрдре, проходя мимо них к дверям. На пороге он задержался, обернулся и сказал:

— Теперь можете поговорить обо мне, — и вышел.

— Отлично, — сказала Фиона. — Давай. По-моему, это он.

— Почему?

— Я пробегусь по списку, субъективно, интуитивно и предубежденно, как и должно быть. По моему мнению, Бенедикт выше подозрений. Если бы он хотел трон, сейчас он уже владел бы им, путем прямого военного вмешательства. С океаном времен в своем распоряжении, он сумел бы организовать нападение, которое завершилось бы непременным успехом, даже при Папе. Он действительно так хорош, и все мы это знаем. С другой стороны, ты сделал слишком много грубых промахов, которые не сделал бы никогда, обладай ты полностью своими способностями. Вот почему я верю твоей истории, амнезии и всему прочему. Никто не стал бы ослеплять себя в стратегических целях. Джерард отлично держит курс на установку о собственной невиновности. Я почти уверена, что сейчас он наверху с Брэндом скорее по этой причине, чем из-за особого желания защитить Брэнда. В любом случае мы узнаем наверняка задолго до… или же получим новые подозрения. Рэндом был слишком на виду все последние годы, чтобы иметь возможность запустить всю махину событий. Так что он выбывает. О тех, кто более нежен: у Флори нет мозгов, у Дейрдре — кишка тонка, у Лльюилл — нет мотивов: раз она счастлива где-то там, но никогда здесь, а я, конечно, не повинна ни в чем, кроме злобы. Что оставляет нам только Джулиэна. Способен ли он? Да. Хочет ли он на трон? Конечно. Были ли у него время и возможности? Опять-таки, да. Он — искомый субъект.

— Убил бы он Кэйна? — спросил я. — Они были приятелями.

Фиона скривила губы.

— У Джулиэна нет друзей, — сказала она. — Его ледяная сущность оттаивает только при мыслях о самом себе. О, последние годы он казался к Кэйну ближе, чем к кому-либо. Но даже при этом… даже при этом Кэйн мог стать частью интриги. Притворяясь в дружбе достаточно долго, чтобы сделать ее достоверной, так чтобы его не заподозрили на этот раз. Я могу поверить, что Джулиэн способен на это, потому что не верю, что он способен на сильную эмоциональную привязанность.

Я покачал головой.

— Не знаю, — сказал я. — Его дружба с Кэйном блистала в мое отсутствие, поэтому обо всем я знаю из вторых рук. Все же, если Джулиэн искал дружбы, приближая кого-то к себе, я могу это понять. Они были до черта похожи. Я склонен думать, что дружба была настоящей, потому что не верю, что кто-то годами способен обманывать в дружбе другого. Если, конечно, второй — не идиот, каковым Кэйн вроде как не был. И… ну, ты говоришь, что доводы твои субъективны и полны предубеждений. Таковы же и мои. Просто ненавистна сама мысль, что кто-то — столь жалкий мерзавец, что таким вот образом использовал единственного друга. Вот почему мне кажется, что с твоим списком что-то не в порядке.

Фиона вздохнула.

— Для того, кто столько шатался повсюду, сколько бродил ты, Корвин, ты несешь явную чушь. Ты что, изменился за время долгой отлежки в том забавном уголке? Годы назад ты, как и я, увидел бы очевидное.

— Наверное, я изменился, раз эти вещи не кажутся мне больше очевидными. А не могла ли измениться ты, Фиона? Стать чуть циничнее, чем та малышка, которую я знал когда-то. Сказанное могло быть не очевидным для тебя, те же годы назад.

Она мягко улыбнулась.

— Никогда не говори женщине, что она изменилась, Корвин. Разве что к лучшему. Раньше ты об этом не забывал. Возможно ли, что ты — всего лишь одна из теней Корвина, посланная страдать и пугать всех ради него? А настоящий Корвин сидит где-то, потешаясь над нами?