35c642e66e02de09a0e30023f4764e62

искусственного дыхания и кровообращения остановились. Человек на

операционном столе умер.

Вся медицинская бригада, как один человек, приступила к

реанимационным мероприятиям. Искусственное дыхание «рот в рот»

делать было невозможно, и реаниматолог принялся вдувать воздух

прямо в рассечённую трахею. В голове Тимофеева – мысленно –

заработал метроном, отсчитывающий время клинической смерти

раненого. Также неожиданно вновь заработал генератор, и почти

одновременно с ним все приборы жизнеобеспечения. Сердце по-

прежнему не билось. Вдруг метроном смолк. Сергей Степанович в

отчаянии бросил взгляд на монитор. Там, зелёным по черному, вновь

дергались систолы. Майор пытался что-то сообразить, а руки тем

временем заработали, делая то, что было необходимо в этот момент.

Морг открывать не пришлось. Офицера увезли в реанимационную

палату, но оптимизма это не прибавляло. Уж очень тяжелы были

повреждения. Они были несовместимыми с жизнью, но душа, Божьей

волею, не желала оставлять тело…

Тимофеев докурил сигарету и выбросил её в форточку, обнаружив себя

стоящим возле окна. Сергей Степанович вспомнил, что даже не знает

имени «покойника». Он вернулся к столу, закрыл медицинскую книжку и

на обложке прочитал: «майор Егоров Сергей Петрович».

– Н-да, тёзка, шансов-то у тебя нет, – подумал майор Тимофеев, прежде

чем погасить свет и выйти из кабинета.

Майор Егоров выжил. Дальнейшая жизнь его сложилась довольно

драматично. Он дважды был в Афганистане в качестве советника. Его

жена Валентина разделила с ним тяготы войны и, получив сильнейший

солнечный ожог, через несколько лет спровоцировавший рак, умерла.

Глава 5

Морозы не спадали, но это никого не пугало. Хорошо было уже то, что

поутихли ветра и выпал обильный снег, что для этих мест было большой

редкостью. Прошёл уже месяц моего пребывания в части. Время

пролетело мгновенно, и казалось, что иной жизни у меня не было.

Зимнюю «мабуту» надевали лишь однажды – на стрельбы, и, слава богу, о знаках различия никто даже не думал вспоминать. Служба шла своим

чередом. Мы мёрзли на полевых занятиях, мёрзли в казармах, дома

тоже – как уже упоминалось – согреться возможности не было. Боролись

с замполитами рот – такими же молодыми лейтенантами. Эту категорию

офицеров не любил никто. Комбаты – за то, что те при любой

провинности бежали в политотдел прятаться за спину своего

начальника. Ротные – за то же самое, а еще потому, что юные

воспитатели личного состава пытались делать замечания даже им –

опытным спецназовцам. Мы, командиры групп, всячески отлынивали

делать работу замполитов, которую те пытались на нас взвалить.

Неуютным вечером офицеры батальона сидели в ленинской комнате в

ожидании очередного бестолкового совещания. Лейтенант Виноградов

сосредоточенно заполнял ведомость социалистических обязательств

роты. Всего перед ним лежало пять листков с таблицами и цифрами.

Долго ковыряясь и перекладывая их с места на место, Вова вдруг

вскочил и выбежал в спальное расположение. От скуки Боря Месяцев

обернулся к рабочему месту замполита, поменял ведомости местами и

произнёс:

– Ну, всё, теперь он тут до утра не разберётся!

Едва Месяцев успел занять своё место, как точно так же внезапно

появился Виноградов и вновь принялся за работу. В первый момент он

ничего не понял, потом задумался, повертел бумажки в руках и

обречённым голосом вымолвил:

– Ну, всё, я теперь тут до утра не разберусь.

Поняв, что над ним подшутили, он сквозь дикий хохот прокричал, обращаясь к Боре:

– Месяцев, это вы? Покажите мне ваш конспект на завтра.

Таким образом Вова хотел расквитаться с подчинённым – ведь

формально он был заместителем командира роты. Борис поднялся с

места, поднёс к его носу внушительный кулак и произнёс:

– Ща как дам в бубен.

Нашей роте с замполитом почти повезло. Вова Виноградов, хотя и слыл

бестолковым офицером, свою часть работы исполнял добросовестно и

честно. Проводил политзанятия, организовывал выпуски «боевых

листков», заполнял социалистические обязательства и ходил

ответственным по воскресеньям. На этом его рабочие функции

заканчивались, и начинались расплывчатые воспитательные. В общем и

целом вполне замполит соответствовал армейской мудрости: за всё

переживал, но ни за что не отвечал. При этом к начальнику политотдела

ябедничать не бегал, за что его и уважали, хотя Володя частенько

становился предметом шуток и розыгрышей.

Неизвестно, чем бы закончился этот первый и единственный конфликт, если бы не команда дневального, призвавшего офицеров батальона

прибыть в канцелярию комбата. Совещание началось рано, и мы уже

предвкушали непозднее возвращение домой.

Командир батальона Александр Фёдорович Козуб, едва принявший эту

должность, на этот раз был подозрительно хмур. Он посмотрел на часы

и без всяких предисловий произнес:

– В 20.45, через час, построение офицеров в расположении. Форма

одежды зимняя, прыжковая, снаряжение и вооружение по штату.

Подобным заявлением он вверг нас в недоумение дважды. Во-первых, никто не ожидал, что предстоит некоторое мероприятие, судя по всему, полевое, и тем более без личного состава. Во- вторых, фраза