35c642e66e02de09a0e30023f4764e62

склады по-прежнему исполняли своё предназначение.

Все встали, и только Боря Максимов продолжал сидеть. Ротный, обращаясь к нему, внятно произнес:

– Боря, кому сидим? Рви быстрей туда очередь занимай, там сейчас вся

бригада получать будет – утром только вернёшься.

Борю дважды просить не пришлось. Проявив не свойственную ему

ловкость, Макс вернулся менее чем через полтора часа, чем подарил

нам дополнительное время для сна.

Зимние прыжки. Вертолет МИ-6

Следующим утром ничего не предвещало неприятностей. В 9.45 вся

бригада стояла на плацу, облачённая в поношенную зимнюю прыжковую

форму одежды. Над ровными рядами личного состава поднимался едва

заметный парок от дыхания. Бойцы прятали носы в воротники, испытывая удовольствие от уютного тепла «мабуты». Так в части

называли меховой костюм стального цвета, состоящий из куртки с

капюшоном и штанов со множеством карманов. Мабута идеально

подходила для парашютных прыжков, но была неудобна на учениях.

Через несколько километров энергичной ходьбы пробивал пот, и при

первой же остановке становилось холодно.

По команде начальника штаба подполковника Фисюка строй замер.

Появился комбриг подполковник Иванов. Приняв доклад, он взобрался

на трибуну и оглядел подчинённый ему личный состав. Эдуард

Михайлович и в добром настроении выглядел свирепо, а уж когда

злился, внушал неподдельный страх даже старшим офицерам, не то что

нам, юным лейтенантам. Бойцов он редко удостаивал внимания, разве

только для того, чтобы выяснить фамилию его командира. Стоит ли

объяснять, что по отношению к подчинённым был очень жёстким, если

не сказать жестоким? Говорил всегда сквозь зубы, но не кричал и не

оскорблял, однако при этом умел находить слова, от которых

становилось тревожно на душе.

– Эге-ге, – сквозь зубы процедил капитан Егоров и, побарабанив

пальцами по бедру, добавил: – Кажется, мы крупно влипли.

Наблюдательный ротный оказался прав. Он первым заметил, что на

плечах подполковника Иванова были нашиты погоны, чего наставлением

по воздушно-десантной подготовке не предполагалось. Лишние

крючочки, а в данном случае – звёздочки – могли представлять

опасность при раскрытии парашюта. Кроме того, предполагалось, что

именно в этой форме разведчики должны выполнять боевую задачу в

тылу противника, а там не должно было быть ничего, определяющего

принадлежность не то что к роду войск, но и к армии государства в

целом.

Однако у комбрига было своё мнение на этот счёт. Неразборчивый, но

внушительный рык подтвердил догадку Егорова. Более того, стало ясно, что все мы сейчас будем приводить себя в надлежащий вид – пришивать

погоны – не сходя с места, прямо здесь, на плацу в тридцатиградусный

мороз. Дав на всё два часа времени, Иванов удалился с непроницаемым

и свирепым выражением лица.

– Долбанные «каменюки», – вполголоса проговорил Егоров. Обзывать

при всех комбрига было не с руки, поэтому он выразился именно так.

«Каменюки» было одним из названий места, где располагалась наша

воинская часть. Дело в том, что бригада находилась на опушке леса, в

распадке между сопками, склоны которых были каменистыми, едва

прикрытыми жиденькой травой. Это было большое счастье, что наша

тактико-специальная подготовка не предполагала рытья различного рода

фортификационных сооружений.

– Мужики, – произнёс он уже спокойным голосом, обращаясь к нам, молодым офицерам: – вы не представляете, как вам повезло, что службу

начали именно здесь, в гадючьем месте.

После паузы, предполагая последующий вопрос, уточнил:

– Сравнивать не с чем. Да и по молодости легче терпеть такие унижения

и скотство.

Сергей Петрович был прав, а сам он прибыл из группы советских войск в

Германии. Не дожидаясь распоряжения командира батальона, обернулся к старшине роты и уточнил:

– У нас погоны есть? Любые.

– Так точно, – тут же отозвался сержант: – с подменки оторвём.

– Давай, каптёра скрытно в расположение и мигом обратно, – поставил

задачу Егоров.

Особой скрытности не требовалось. Оставшийся за старшего, подполковник Фисюк понимал ситуацию и не обращал внимания на

снующих в казармы и обратно бойцов.

«Швейные принадлежности» – нитки и иголки – были в шапке у каждого

бойца, и через двадцать минут работа началась. Снимать на плацу, под

пронизывающим ветром меховые куртки было нежелательно, поэтому

находчивые бойцы стали пришивать погоны друг другу. В основном

молодые – старослужащим. Работа двигалась медленно. Время от

времени солдаты запихивали ладони в себе в штаны, пытаясь в паху

согреть потерявшие на морозе чувствительность пальцы.

Если у бойцов вопрос с погонами был решён, то для офицеров это

оставалось проблемой. Капитан Егоров решительно стащил с себя

куртку и, подставив мне плечо, скомандовал: «Рви». Это был

единственный вариант: оторвать погоны с кителя и приторочить на

куртку. То, на что у меня в нормальной обстановке уходило не более

трёх минут, здесь, на плацу, могло занять очень много времени. Пальцы

не гнулись, ткань была плотной и грубой, иголки ломались. В отведённые

два часа мы не уложились.

Незаметно появился комбриг. Он взобрался на трибуну и грозно оглядел

копошащийся личный состав. Выдвинутая вперёд челюсть говорила о