Шурка проводила Анну Софию скептическим взглядом и продолжила свой путь. Оказалось, что пока она беседовала с девушкой, Марта успела вернуться и ждала дочку в комнате.
— Где ты была? — встретила она её вопросом.
— Этот дворец такой большой, — пожала плечами принцесса. — Я просто немного заплутала. А что ты сказала гонцу?
— Что с нами всё в порядке и передала письмо для твоей бабушки. А теперь давай переодеваться, пока ты не измяла свой наряд. Он тебе ещё пригодится.
Девочка покорно стояла перед матерью, давая ей возможность расстегнуть крючки, а кое-где и распороть нитки, а затем выскользнула из платья и, оставшись в одной сорочке, пошлёпала к обычной одежде. "Что-то меня опять потянуло устраивать чужую личную жизнь, — запоздало подумала она. — Может, мне брачное агентство открыть?"
Маркграфиня не забыла о своей идее заказать портрет принцессы Клары Марии и немедленно занялась поисками достойного живописца. Увы, художников в Берлине было не так много, а хороших и того меньше. Заезжих мастеров из Голландии в это время тоже не случилось, но тут на помощь пришёл случай. В столице Бранденбурга проездом оказался Генрих Болланд, возвращавшийся из Кёнигсберга, где только что закончил работу над портретом герцога Альберта Фредерика, к себе в Байрейт.
Он, можно сказать, был придворным художником прусского герцогского дома и, попав в Берлин, не мог не зайти во дворец, чтобы засвидетельствовать своё почтение дочери своего сюзерена.
— Как хорошо, что вы зашли, мастер, — обрадовалась Анна. — У меня есть для вас маленькая просьба.
— Ваши желания – закон для меня, — почтительно поклонился Болланд. — Вы, ваша светлость, вероятно, хотели бы заказать свой портрет?
— Верно, но не свой.
— Тогда чей?
— Посмотрите, мастер, вон туда.
— На детей?
— Да.
— А кто это?
— У нас гостит герцогиня Мекленбургская Катарина…
— Это дети Странника?
— Именно.
— Я слышал, при их дворе часто работали многие знаменитые голландцы.
— Это верно, мой друг, я даже слышала, что Катарина Шведская приглашала самого Абрахама Блумарта, чтобы тот написал портреты принца Карла Густава и принцессы Евгении. Но посмотрите внимательнее на старшую девочку. Да-да, на ту, которая играет со щенком.
— И кто же она?
— Это старшая дочь Иоганна Альбрехта – Клара Мария, родившаяся ещё до того, как он женился на дочери шведского короля.
— Подождите, это та самая принцесса, о чудесном спасении которой от разбойников нынче толкуют на всех углах Берлина?
— Да, мастер, и я хотела бы, чтобы вы написали её портрет. Разве вас не прельщает возможность бросить вызов знаменитому голландцу?
— Вы искушаете меня, ваша светлость!
— Так мы договорились?
— Вы ещё спрашиваете!
Живописец с энтузиазмом принялся за дело и для Шурки наступили тяжкие времена. Теперь каждый день ей приходилось по нескольку часов позировать мастеру Болланду. Ситуация усугублялась тем, что герцогиня Катарина собиралась как можно скорее покинуть Берлин, с тем, чтобы начать подготовку к переезду в Москву. Однако, не желая обижать гостеприимную хозяйку, она всё же согласилась задержаться на несколько дней, необходимых для работы придворного художника.
— Ваша светлость! — старался урезонить принцессу Клару Марию мастер. — Не могли бы вы не шевелиться? Иначе ваше изображение будет далёко от идеала.
— Могу себе представить, — хмыкнула Шурка.
— Вот и стойте смирно.
— Слушаюсь и повинуюсь!
— Нет, это решительно невозможно! — всплеснул руками портретист, когда его модель в очередной раз дрогнула. — Вы ни секунду не желаете находится на месте…
— Простите, мастер, — повинилась девочка, — но мне ужасно трудно стоять подобно истукану. Кстати, можно мне посмотреть на вашу работу?
— Смотрите, — пожал плечами художник – довольно почтённого вида дяденька примерно сорока лет от роду.
— Это что же, — изумилась непоседа, — вы только-только начали моё лицо?
— Разумеется! Мне от вас больше ничего не нужно. Для того, чтобы написать платье, я найду более спокойную натурщицу. Пока же я напишу эскиз с вашим лицом, а позже перенесу его на основное полотно.
— Неужели у меня такой глупый и напыщенный вид? — снова нашла к чему придраться непоседа.
— Это парадный портрет, моя госпожа. Вам полагается быть на нём важной и величавой, как это подобает принцессе!
— Скука смертная!
— О майн Готт! — застонал Болланд и счёл за лучшее выйти, чтобы дать себе время немного успокоиться.
Оставшись одна, Клара Мария стала с любопытством разглядывать рисовальные принадлежности, разложенные вокруг. Кисти, краски, палитру. Особое её внимание привлёк лежащие отдельно листы твёрдой бумаги – почти картона, и несколько заострённых углей, заменявших мастеру карандаши.