50/50. Опыт словаря нового мышления

Можем ли мы теперь ограничиться тем, чего домогались и не смогли добиться тогда? Видимо, нет. Сегодня нужно не просто идти вперед, а заново определить для себя «точку отсчета». Близки ли мы к этому? Открытый вопрос. Если судить по нарастающей волне изобличений, по степени развития гласности, то ответ будет неоспоримо положительным, хотя и миф о «добром старом времени» обнаруживает живучесть и даже способность к обновлению. Однако коренная перемена (как и главная трудность) все же не в этом. Она - в изживании «системы», рассматриваемой как целое. Оттого и десталинизация в прямом смысле не может уже быть чем-то отдельным от обновления, которое в свою очередь не может ограничиться одной сферой, как бы важна она ни была (экономика ли это, межнациональные отношения, правовые гарантии и институты, автономизация духа в столь несовпадающих областях, как наука и вера, и т. д.).

Тем самым обнажается «внутренняя стена»: неизвестность другого целого, призванного заместить сталинскую сцепку могущества с нивелировкой и обесчеловечиванием. Перенесение центра тяжести на жизнетворящие различия ждет отыскания принципиально новых основ конституционного строя, в рамках которого несовпадающие интересы, традиции и мировоззрения смогут нестесненно осуществлять диалог друг с другом, как и взаимное, интегральное сотрудничество с повседневностью отдельного человека.

Речь идет о формировании общества, в рамках которого все социальные слои и малые группы, все нации и народы обретут реальную суверенность, что только и сделает достижимым на деле освобождение от бюрократической централизации и разорительной опеки, а также послужит действенной защитой и от любых позывов к насилию, и от непомерных социальных издержек производительного неравенства.

Рассматривая в этом свете события последних четырех с лишним лет, не опуская впечатляющих результатов, особенно в делах внешних, но и не уходя от «локальных» бед и трагедий, уже затронувших так или иначе всех без изъятия (Чернобыль, Сумгаит, Тбилиси) или тех, что подступают ныне - в разных местах и с несовпадающими ликами, мы вправе заключить: процесс десталинизации вступил в решающую фазу. Решающая - она же критическая. Критическая не в том смысле, что нам грозит прямой возврат к былому, хотя и это полностью исключить нельзя. Однако попятность возможна и в иных, непредсказуемых и даже вовсе новых формах. Перестройке грозят и агрессивный консерватизм, и равнодушие, обновленная авторитарность и цепная реакция взаимного отторжения, недовольство, ищущее злодея, и запоздалые, половинчатые, двусмысленные решения (сверху вниз). Вместо вчерашней расстановки сил - лидер, опережающий «систему», радикально думающие люди, которые опережают лидера, - возникла ситуация всеобщего отставания - всех от всех. Оно и естественно: чем радикальнее обновление, тем показанней ему утрата и возобновление собственного предмета. Оно и опасно: можно застрять на утрате. Выход же - в способе мыслящего действия, в формах мыслящего движения, которым только и дастся соединить (в обход катастрофы) еще неизвестное нам будущее с прошлым, заново открываемым самим себе.

Симптомы надежды в тех же точках, где дымится вулкан. Если это еще недавно надо было бы доказывать, то теперь оно само говорит разными человеческими голосами: избирателей и депутатов, «неформалов» и инакомыслящих внутри КПСС, голосами национальных движений и культурных сообществ. Крайности еще не сблизились, но шансы на это - налицо. Сегодняшняя десталинизация в конечном счете не что иное, как, вероятно, последняя из отпущенных нам возможностей прийти к всестороннему историческому компромиссу.

Илиос Яннакакис

Десталинизация является обобщающим понятием, которое, включает в себя любые отклонения от так называемой сталинской системы. Обычно оно противопоставляется понятию сталинизма, которое подразумевает как модель осуществления власти коммунистов (партия-государство), так и его культовую идеологическую систему, возникшие после Октябрьской революции, а в дальнейшем развитые и укрепленные И. В. Сталиным за время его пребывания во главе КПСС и Советского государства (1924-1953). В западной исторической литературе, а потом и в обиходе этот термин стал употребляться с 60-х годов. Отчасти он обозначает и те кризисы, процессы и изменения, которые происходили в коммунистическом мире (компартии у власти и компартии западных стран) после XX съезда КПСС (1956 г.).