50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки

Премьера с дирижером Александром Зилоти (бывшим консерваторским преподавателем фортепиано Рахманинова и его двоюродным братом) состоялась осенью 1901 года.

Чтобы оценить музыку Второго концерта Рахманинова в полной мере, обязательно нужно знать, в каком жизненном контексте он создавался. Его история исключительна в своем роде.

Тремя годами ранее Рахманинов пережил глубочайший душевный кризис. Он был связан с очень многими тяжелыми личными обстоятельствами, но последней каплей стала крайне неудачная премьера его Первой симфонии.

Для композиторской карьеры 24-летнего Рахманинова сочинение Первой симфонии было очень важным моментом. Он вложил в нее много времени, сил, любви и был очень доволен и горд тем, что получилось. Однако премьера симфонии в Петербурге стала ужасным ударом по его композиторскому «я».

В провале симфонии сошлись многие обстоятельства: собственные композиторские просчеты юного автора, плохое исполнение (дирижировал Александр Глазунов), а также то, что приехавший из Москвы Рахманинов был в Петербурге чужаком. На этом концерте собрался весь музыкальный и журналистский бомонд обеих российских столиц, поэтому премьера симфонии получила большой резонанс.

Это очень поучительная история о том, какую огромную силу поражения может иметь печатное слово. Русская критика в те времена была, по выражению одного из ее тогдашних представителей, «боевая, суровая и неумолимая», а по форме довольно резкая и бесцеремонная, и то, что прочитал Рахманинов в прессе на следующий день, потрясло его до глубины души. Как писал позже сам Рахманинов, «[я] был подобен человеку, которого хватил удар и у которого на долгое время отнялись и голова, и руки…» Самым тяжелым последствием этой критики стало то, что он полностью утратил веру в себя.

Разочарование в самом себе сопровождалось полной апатией к жизни вообще. Каждый день давался ему с невероятным трудом, ничто не радовало и не имело смысла. Он жил и работал через силу и временами впадал в приступы «черной меланхолии», как он это называл. Два года он не мог ничего написать, чистый лист нотной бумаги внушал ему страх. Утрата творческого дара означала для него потерю личности.

Когда стало очевидно, что психическое состояние Рахманинова угрожает его жизни, близкие устроили ему встречу с московским доктором и музыкантом-любителем Николаем Владимировичем Далем, который совсем недавно прошел курс обучения психотерапии в Европе.

В процессе почти ежедневных сеансов (они продолжались около трех месяцев) Даль с помощью бесед и гипноза внушал своему пациенту уверенность в том, что он обязательно напишет свой самый лучший фортепианный концерт. Рахманинов до конца жизни был благодарен Николаю Владимировичу Далю за то, что тот научил его «мужаться и верить». Закономерно, что именно ему он посвятил этот «посткризисный» концерт. Ни один другой психотерапевт, включая всех мировых звезд психиатрии и самого Зигмунда Фрейда, не мог бы похвастаться таким великолепным доказательством успешности своей методики.

Труднее всего Рахманинову далась первая часть, поскольку первое слово, открывающее новую жизнь, должно было быть особым. Он дописал ее в последнюю очередь, когда уже были готовы (и даже исполнены публично) вторая и третья части.

Вряд ли можно придумать что-либо более впечатляющее, чем гениальное в своей простоте вступление ко Второму концерту. Девять постепенно нарастающих колокольных ударов — аккордов солиста — в полной тишине обладают гипнотической мощью внушения.

Идею этих аккордов Рахманинов взял (возможно, как талисман — на счастье) из окончания своей ранней прелюдии до-диез минор, которая когда-то принесла ему очень большой успех. Только из затухающей последовательности он сделал нарастающую.

У каждого пианиста, исполняющего этот концерт, есть свое собственное представление о том, как сыграть это вступление. Примерно так же, как у каждого большого дирижера есть своя, личная интонация для начального «татата-там» (мотива судьбы) в Пятой симфонии Бетховена. Достаточно послушать несколько разных исполнений, чтобы в этом убедиться. Сам Рахманинов (сохранились записи его выступлений) играл начало своего Второго концерта очень сдержанно. Но при этом он не раз говорил, что его музыка открыта для любых интерпретаций, если за это берется талантливый музыкант.

Второй концерт — это полное собрание шедевральных мелодий Рахманинова. Природа наделила его даром высказывать свои мысли в темах необыкновенной красоты и выразительности. Среди них есть совершенно уникальные, типично рахманиновские, с фирменным сочетанием суровой простоты и напевности.

Как, например, та, что звучит в первой части сразу после колокольного вступления. Невозможно понять, почему ее аскетичный, очень русский мотив (то ли песня, то ли древний церковный распев) отзывается в нас ощущением какой-то глубокой правды жизни.