60 дней по пятидесятой параллели

Не все предполагаемые достоинства избранной дороги оправдались. Выжженная солнцем трава оказалась в пыли. Не проходит и четверти часа, как блестящая машина снова потускнела.

— Пропала работа! — сокрушается Федорыч.

Он сожалеет Не о пропылившейся машине, а о высыхающих пшеничных полях. Зерно посеяли в знойной степи, в царстве скотоводов, на ложе высохшего древнего лимана. У всходов жалкий вид. Стебли едва возвышаются над прокаленной землей, колосья тощие. Дождей в июне не было, и беспощадное солнце выжгло посевы.

Это, пожалуй, последний островок земледелия, дальше простираются целинные пастбища — бескрайние степи Западного Казахстана. Справа совсем близко блестят разобщенные плесы Малого Узеня. Только что мы искупались. Вода в пересыхающей речке солоноватая. Высохший у воды ил белеет выцветами солей.

Механик чертыхается. После омовения в соленой купели у него еще сильней чешутся ноги. Соль разъедает ожоги, полученные в зарослях кушира у Краснокутского пруда.

За речкой в камышах разгуливают серые цапли. Завидев машину, они взмахивают крыльями, подскакивают повыше на берег: посмотреть, что за существа появились в степи. Неподалеку пасется стадо телок. Они тоже любопытны, тянутся поглядеть на бегущую голубоватую копну. Верховой пастух в широкополой шляпе гонит их подальше от дороги.

— Стоп машина! Ай, бабай, повремени минуточку!

Повернув коня, пастух скачет к нам. Но что-то у него ноги коротки — стремена болтаются. Э-гей… оказывается, это паренек лет тринадцати, худощавый, почерневший на солнце. Смуглая головенка прикрыта измятой фетровой шляпой, на шее выцветший пионерский галстук. Лицо серьезное. Живыми умными глазами он внимательно осматривает путников. На вопросы отвечает солидно, с достоинством.

— Зовут? Миндалиев Миша.

— Скажи, Миша, на Казталовку этой дорогой по падем?

— Тут все дороги в Казталовку ведут!

Говорит он об этом так, будто это степная столица! Глаза его полны интереса. Маленький казах приехал на далекий кош к отцу-чабану на каникулы и теперь помогает старшим пасти скот. Мальчуган целые дни проводит в степи, почти не слезая с седла.

— Купаешься? — спрашивает Федорыч.

— Сто раз лазил, и еще будем…

— И много вас таких здесь?

— О-о, все! — Миша заулыбался, видно, друзей вспомнил: — Кто постарше — все в степи. Одни сено косят, другие саман делают — глину верхом на лошадях мнут, а кто чабанует… Как жить — ничего не делать! — пожимает он плечами.

Откинув шляпу на затылок, пастушок провожает нас такой открытой, задушевной и пленительной улыбкой, что жаль прощаться с ним. Машина убегает по степной дороге. А наездник, взмахнув напоследок плетью, вихрем метнулся к своему стаду.

Долго едем молча. И когда увидели первую стайку сайгаков, растерялись. Только и успеваем разглядеть, как степные антилопы, подпрыгивая, убегают вдаль, мелькая над травой треугольниками белого меха. Эти светлые пятна у хвоста помогают молодым антилопам следовать за старшими во время бегства по травянистой равнине.

Речка уходит вправо. Вокруг желтоватая типчаковая равнина — ей нет конца. Изредка промелькнет кустик таволги или сиреневые цветочки кермека. Мы словно въезжаем в огромный дикий заповедник.

Вдали там и тут пасутся сайгаки. Вышагивают, как страусы, длинноногие журавли. Иногда они словно пляшут, раскидывая серые фраки крыльев. Стая дудаков, заметив нас, залегла в траве, торчат лишь головы дозорных. Иногда тяжелые птицы поднимаются из травы, совсем близко у дороги, и, взмахивая огромными крыльями, низко летят над степью.

Из-под куста вырывается серебристый корсак. Наверное, задремал в тени — ждал добычи и теперь кидается прочь от дороги. Взлетают молодые беркуты, клювы еще с желтизной, а крылья уже могучие, орлиные.

Степь млеет в каленом зное — полусонная, недвижимая. Небо белесое, с прожелтью. Синие дали колышутся от раскаленного воздуха. В открытые окна машины бьет горячий ветер. Он дует с близких песчаных пустынь Прикаспия.

Типчаки просохли до корней, торчат острыми поблекшими шильями. Оголенная почва растрескалась. Лишь в низине сухого лимана чуть зеленеют травы. В лимане опять стадо телят. Вот и пастухи — маленькие казашата, может быть, приятели Миши Миндалиева. Один расположился под черным зонтом, зачитался в тени. Другой объезжает стадо с плеткой в руках и на… велосипеде.

Как-то необычно видеть пастухов на велосипеде и с зонтиком.

— Ай, аман, бала! — «Здравствуйте, ребята», — высовываясь из окошка, кричим по-казахски.

Тот, что под зонтиком, вскакивает, отбрасывает книгу, а велосипедист спрыгивает с машины. Оба машут нам вслед расшитыми тюбетейками. А на горизонте всплывает сказочный город. Не то башни, не то минареты поднимаются выше и выше, дрожат в накаленном воздухе.

Вот она, Казталовка — первое селение по нашему пути в Западном Казахстане. Ни башен, ни минаретов в Казталовке нет. Это был мираж. Поселок без единого деревца. Пыль гуляет по улицам, душит после чистого степного воздуха.