619250

Тихонько высыпала порошок на гладкую металлическую поверхность

стола. Выровняла полоску и поднесла к ней свой нос с неестественно

расширенной левой ноздрей, поскольку пальцем была зажата ноздря правая.

Тишина... Тишина падения, в котором нет ни жен, ни детей, ни денег,

ни работы, нет ничего... Есть только благодатное тепло, разливающееся по

всему телу, мгновение обещанных звезд и любви, и вечности, влекущей

тебя потом в пучину отчаяния и боли...

65

– Боже мой, я так устала от всего этого! Если бы ты мог меня понять...

– Стелла подошла к Джеффу, сидевшему в кресле с блаженно прикрытыми

глазами.

Худое, угловатое его лицо как-то разгладилось, пятна на щеках и на

лбу сошли, даже борода – и та, казалось, несколько разровнялась. Джефф

погружался в кайф, находя сейчас полное примирение с собой и с жизнью.

Он уже не помнил ни тех стенаний о своей загубленной жизни, ни той

брани, незаслуженно обращенной к Эстер и Мойше. Не помнил ни о своем

треснувшем колоратурном сопрано, ни о ребе, ни, тем более, о том, что

завтра нужно прийти сюда пораньше – привезут бутыли с питьевой водой.

– Он меня просто извел, просто замучил, – продолжала Стелла

жаловаться на Осипа, отлично зная, что сейчас Джефф ее совершенно не

слушает. Ему сейчас хорошо. – Понимаешь, мне с ним очень трудно, я

постоянно вынуждена играть какую-то роль. Когда я с ним, я не могу быть

сама собой. И, главное, я боюсь, что он узнает, кто я, какая я на самом

деле...

Бросив взгляд опытной наркоманки на блаженствующего Джеффа,

Стелла вытащила сигарету и защелкала зажигалкой, но огонек не

вспыхивал:

– Вот ч-черт, не зажигается, – она говорила то на русском, то на

английском, вовсе не заботясь о том, на каком языке ей говорить с ним.

Он понимал и так. Джефф был родной, знакомый, из падших; хоть он

– еврей из Кентукки, а она – молдаванка, с примесью цыганской крови, из

Бессарабии. Какая, впрочем, разница, кто откуда, из какого городишки, –

кентуккийского или бессарабского? Важно, с кем тебе хорошо.

А Стелле, надо сказать, в последнее время намного лучше быть одной

или в компании с этим несчастным поваром, чем с тем блестящим

ненормальным режиссером, которого она, по правде сказать, даже начинает

побаиваться.

66

Она видела зажигалку, оттягивающую карман рубашки Джеффа. Но,

чуткая, не хотела обрывать ему кайф, это плавное падение в бездну.

Подошла к плите, повернула ручку, и после мелкого треска конфорка

вспыхнула цветком. Таким голубым васильком. Или пионом, что когда-то

росли во дворе возле их дома. Прикурив, так вкусно затянулась, проглотив

дым, что кадык спустился по ее горлу. Да, все люди разные: одному нужно

уколоться и молча блаженствовать. А вот ей, после кокаина, нужно

обязательно закурить и говорить.

Она ходила по всей кухне, зачем-то поднимала крышки кастрюль,

переворачивала черпаки:

– Я ненавижу, ненавижу его и все его кино! Он хочет превратить меня

в Кармен. Он, по-моему, забыл мое настоящее имя. Ты не представляешь

себе, что он заставляет меня выделывать: проползать между острых камней

с каким-то дурацким мешком в руках, еще и по колени в воде! Я должна

часами сидеть якобы за швейной машинкой, до онемения в спине. Драться

ножами! – с этими словами она сняла висящий на крючке длинный

кухонный нож и замахала им перед собой. Разгорячившись, метнула дикий

взгляд на Джеффа. – А теперь он хочет, чтобы я научилась танцевать

фламенко. Даже как-то раз повел меня в танцевальную студию.

Стелла уже находилась в коридорчике возле туалета. На стене там

висело большое зеркало. Перед зеркалом Стелла выгнула спину и слегка

подала вперед плечо. Завела назад напряженные руки с плотно прижатыми

пальцами и...

– Та-та-ра-та... – сделала несколько резких взмахов руками. Да-да, так,

именно так. Перед ее мысленным взором стояла сцена из «Эль Сида», где

Софи Лорен исполняет фламенко. Великолепная, незабываемая сцена...

Кокаин работал отменно: ничто не могло перебить необычайную

легкость, охватившую все естество Стеллы.

67

– Он заставляет меня часами слушать музыку Бизе! – говорила она,

взяв со стола дуршлаг. – Меня уже бросает в дрожь от тех скрипок, от того

«тай-та, тарай-та-та».

–Это из «Кармен», что ли? – тихо, словно проснувшись, спросил

Джефф, заслышав знакомую мелодию.

– Да, из «Кармен», откуда же еще, – Стелла шла по центру зала, держа

над головой дуршлаг, как шляпу. Вдруг покачнулась, в голове ее что-то

помутилось:

– А-а!!! – и полетела на пол. – Видишь, какие муки приходится

терпеть, – пожаловалась она, вставая и поглаживая бедро под сарафаном.

Сунула пальцы в прорезь скрытого карманчика и извлекла оттуда несколько

целлофановых пакетиков с порошком, дабы убедиться, что они целы.

Джефф жадно смотрел на эти пакетики с героином, не отрывая от них

глаз.