– Десять баксов за каждый, – прозвенела Стелла, потрусив, как
колокольцами, пакетиками над его головой...
...– Я люблю, понимаешь, люблю его, люблю и боюсь. У меня никогда
не было мужчин, вернее, я имела их столько, сколько зернышек в этих
консервных банках с кукурузой. Я не помню ни их лиц, ни их имен, ни чего
они от меня хотели... Но я никого не любила, понимаешь, никого никогда не
любила, даже своего бывшего мужа, от которого у меня ребенок... – она
вытерла слезу. – Но этот черт хочет моей любви! И я тоже этого хочу... Я
мучаюсь ужасной бессонницей. Прихожу на уборку и запираюсь в ванной,
якобы там что-то мою, а на самом деле сажусь на тазики с грязным бельем,
чтобы хоть чуточку поспать.
Она плюхнулась в кресло, снова закурила:
– Будто я не знаю, чем все закончится? Он мной попользуется, а потом
бросит. Что тогда у меня останется в жизни? У меня же больше ничего нет,
кроме этих съемок. Что вообще у меня было хорошего в жизни? В семье
68
меня никогда не любили. Для родителей я была, как мусор, они были
помешаны на моем младшем брате Ромке...
Джеффри сидел рядом, тоже курил, как будто внимательно слушал, но
часто закрывал глаза, и зажженная сигарета выпадала из его пальцев.
За окнами уже серело. А в кухне было по-прежнему светло от ламп.
Но яркие лампы не могли одолеть наползающую отовсюду тьму, и
дым, и мрак.
– Неужели ты ни разу ему не дала? – спросил он.
Согнувшись, Джефф поглаживал пальцем место от укола на ноге, где
под волосками засохла струйка сбежавшей крови. Ему почему-то
становилось жарко. Не так жарко, как должно быть от героина, а иначе, как-
то нехорошо. Ватки с кровью, шприц, ложка, покрытая нагаром, валялись
на столе. Он подумал, что хорошо бы сейчас добавить обороты
кондиционера, чтобы как-то сбить, приостановить льющийся в его грудь и
голову жар.
– Дала пару раз. И жалею об этом. Веришь, мне легче трахнуться с
кем угодно, за любые деньги, даже бесплатно, но только не с ним... И я ведь
отлично знаю, что ничего у нас с ним не получится, это невозможно: кто я и
кто он. А у него еще и жена, ребенок. Зачем мучить его и себя?..
Стелла снова бросила на Джеффа тревожный взгляд. Что-то ей не
понравилась в бледности его лица и губ. Еще полчаса назад его лицо даже
румянилось.
– С тобой все о`кей? – спросила она.
На столе возле шприца валялись все десять пустых целлофановых
пакетиков от героина.
– Душновато. Подкрути кондиционер, – попросил он. Ноги его
отяжелели, стали словно без мышц, как из ваты.
69
Став на кресло, она повернула до отказа пластмассовую ручку старого
кондиционера. Мотор рявкнул, и загудело сильнее. Стелла подставила руки
под струи, выходящие сквозь пластмассовую решетку.
– Теперь лучше. Сейчас остынешь, – спустилась вниз и, подойдя к
столу, стала собирать «аксессуары». – Где здесь выбрасывают мусор?
– Там, – Джеффри даже пальцем не двинул.
В большой черный бак она выкинула окурки, а с пустыми пакетиками
и шприцем ушла в туалет, и через минуту там раздался шум сливаемой в
унитаз воды.
– Вот и хорошо.
Безобидный на вид кокаин прекрасно развязывает женский язык.
Особенно после длительного перерыва, а Стелла не употребляла наркотики
с тех пор, как ушла из секс-бизнеса. Ей хотелось продолжать жаловаться на
свою несчастную жизнь, на страх, что Осип ее все равно бросит, на
ненависть к себе, лютую ненависть, которой она хлещет свою душу каждую
минуту за то, что причиняет Осипу боль, на одиночество и боязнь скорой
смерти... Она даже подумывала, не сказать ли Джеффу самую главную,
самую страшную тайну своей жизни – уже пять лет как она больна
СПИДом, заразившись через иглу. И одного этого более чем достаточно,
чтобы уйти и оставить Осипа в покое.
– Я никогда не смогу... – начала, было, она, отряхивая на ходу руки. –
Эй, что с тобой? – подбежав, присела на корточки над Джеффом, сползшим
с кресла на пол.
– Эй! Эй! – она хлопала его по щекам, сильно, наотмашь.
Голова Джеффри на полу дергалась то в одну, то в другую сторону. Он
вроде бы чуть шевельнул губами и попытался приоткрыть глаза.
– Эй, очнись! Wake up! – повторяла она то на русском, то на
английском, не переставая хлестать его по щекам.
70
Взобралась ему на грудь и сильно потянула рубашку, оборвав
несколько пуговиц. Стала давить руками его волосатую тощую грудь:
– Эй! Эй!..
...Ровно через двадцать пять минут, после того как Стелла, вытащив из
его кармана мобильник, нашла номер Эстер и, прикрыв микрофон ладонью,
сказала не своим, грубым, голосом: «Он в иешиве, быстрее сюда», и
исчезла, так вот, точно так же, над Джеффом теперь сидела Эстер и с
истеричными криками била мужа по остывающим щекам и уже почти
бездыханной груди.
...С грохотом по лестницам в кухню иешивы спустились два
полицейских Sea Gate. Они прижимали руки к пистолетам в расстегнутых