Он сидит на полу, зажатый между ладонью Дезмонда и полом, несколько минут. Сначала считает, но вместе с запахом чистящего средства растворяется в теле другого человека даже время. Если сейчас кто-нибудь спросит его, сколько прошло, он просто пошлет к черту. Какая разница? Если кто-нибудь задаст тот же вопрос днем, когда Чарльз на работе, он выдаст время до секунды, не задумываясь. Наверное, иногда организм, подобный его, просто нужно перезагружать. Как компьютер, как сервер с данными, как человека в состоянии клинической смерти.
Рука исчезает, а через секунду появляется снова – под подбородком. Дезмонд жестом показывает Чарльзу, что можно встать и вопросительно смотрит в глаза.
«Достаточно?»
Чарльз медлит, прислушиваясь к своему перезагруженному организму, вернувшемуся из состояния клинической смерти, и неуверенно кивает. В присутствии Дезмонда можно сделать что-то неуверенно – и это будет нормально. В присутствии акционеров позволить себе такое – потерять работу, уважение, деньги, себя.
– И еще мне нравится, что Макиавелли говорит о добре и зле, – невозмутимо продолжает Дезмонд, возвращаясь на свое место за журнальным столиком. Чарльз садится напротив, расслабленно откидываясь на спинку кресла. Жест, который он однажды увидел у Дезмонда, и который научился непроизвольно копировать через год после их знакомства.
– Про то, что за добрые дела тебя будут ненавидеть не меньше, чем за дурные? – усмехается Чарльз. Ему нравится недосказанность, пикантный подтекст их разговоров. Не хватит на компромат, даже если в суде будут зачитывать все диалоги построчно, не выкинув ни интонации, ни междометия, ни знаки препинания.
– Да, – кивает Дезмонд. – Иногда я думаю, что, на самом деле, между дурными поступками и добрыми делами пропасть куда меньше, чем любят говорить политики. Макиавелли честно рассуждает о людях, но при этом не унижает их достоинства.
Он смотрит прямо на Чарльза – всегда прямо, как в первый день. Чарльз кивает, отводя взгляд. Как в первый день знакомства.
«Не унижает их достоинства. С тобой в это можно поверить».
***
Чарльз сидел в кресле, опираясь на спинку всем телом. Раньше он был напряжен постоянно, старался уловить, какое настроение витает в коллективе, полагал, что его концентрация – важнейший фактор успеха компании. Оказалось, что расслабленный он может куда больше. Однако первая же фраза корпоративного юриста выбила его из колеи:
– Нам стало известно об одной истории, связанной с вашей личной жизнью, мистер Ричмонд.
Чарльз подумал, сколько потенциальных «историй» могут нарыть ребята из службы внутренней безопасности, и насчитал ровно одну штуку. Печальная, конечно, статистика, но одновременно очень пугающая. Значит, им известно.
– Скажу сразу, компанию не волнует характер взаимоотношений между вами и господином… кгхм, Дезмондом, речь идет о существовании документа, который может потенциально связать вас и полулегальную организацию.
Чарльз перекинул ногу на ногу – ему нужна была хоть какая-то уверенность. Мир начинал рушиться, дал первую трещину.
– Мы проанализировали вероятность…
– Мои варианты, – перебил юриста Чарльз. Даже когда ты исполнительный директор, служба безопасности – это гильотина, которая может обрушиться на тебя в любой миг. Идти против нее – безумие.
– Мы подготовили для вас пакет документов, здесь стандартное соглашение о неразглашении внутренней информации, заявление о вашем увольнении. Вот сумма, которую мы готовы предложить вам, учитывая ваши заслуги.
Чарльз мельком глянул на цифры – справедливо. Конечно, никто не просил их лезть в спальню, но совесть безопасников все же не миф.
– Кроме того, думаю, вы понимаете, что вся полученная информация останется у нас, и на вашем месте я не стал бы искать работы у конкурентов Mega Corp.
Чарльз кивнул. Встал из кресла, пожал руку безымянному и безликому юристу, вышел из кабинета, добрел до туалета, заперся в отдельной кабинке и уже там зарыдал. Беззвучно, зажав рот ладонью, вцепившись второй рукой в ручку кабинки. Ему было одновременно больно, страшно и нестерпимо обидно. Вся жизнь, всё, что он посвятил Mega Corp и ее интересам, катилась коту под хвост. Сорок лет, и карьера закончена.
Вечером водитель подбросил его до дома. Они попрощались – Чарльз не хотел больше иметь никаких дел со своим работодателем. Пакет документов был готов еще до разговора с юристом, так что наутро его уже ничто не будет связывать с компанией. Останется дом, счет в банке, немногие знакомые, не связанные с работой.
Чарльз подумал, что самое время завести собаку.
Контракт с Дезмондом истек три месяца назад.
***
Новая жизнь была вялой и очень медленной. По привычке он вставал в шесть утра, ел завтрак, приготовленный домработницей с вечера, разогретый в микроволновке, а потом выходил в город гулять. Чаще всего ноги несли его в парк, и там он бесцельно слонялся до обеда, пока не приходило время вернуться в дом и поесть еще раз.
«Ешь и спишь – может, лучше не собаку, а сразу в крематорий?»