Она родилась 24 марта (7 апреля) 1907 года в Петербурге, в семье, где не только ценили, а боготворила талант. В доме запросто бывали Ахматова, Блок, Горький, Репин, Шаляпин, Гумилев, Маяковский... Она росла среди разговоров о литературе и научилась рано мыслить. В дневнике Корнея Чуковского записан монолог его 7-летней дочери: «Нужно, чтоб все люди собрались вместе и решили, чтоб больше не было бедных. Богатых бы в избы, а бедных сделать богатыми – или нет, пусть богатые будут богатыми, а бедные немного богаче...» И отец комментирует: «Этого она никогда не слыхала, сама додумалась и говорила голосом задумчивым – впервые. Я первый раз понял, какая рядом со мной чистая душа, поэтичная».
Уже будучи взрослой, у Лидии Чуковской состоялся примечательный разговор о народе с поэтом Николаем Грибачевым. Он сказал ей: «Вы считаете, что наш народ глуп». «Напротив, – ответила она, – у меня написано, что наш народ умен, но не осведомлен».
В отличие от многих, Лидия Чуковская была осведомлена о времени и о стране. Осведомлена на личном опыте. В стихотворении «Сверстнику» она писала: «Мерли кони и люди, / Глад и мор, мор и глад./ От кронштадских орудий/ В окнах стекла дрожат./ Тем и кончилось детство./ Ну а юность – тюрьмой». Еще совсем юной Чуковская была заключена в тюрьму, а затем отправлена в Саратовскую ссылку. А вернувшись, поступила в книжную редакцию ленинградского Детгиза, к Самуилу Маршаку. Вышла замуж, родила дочь Елену, рассталась с мужем и вышла замуж повторно за талантливого физика Матвея Бронштейна, друга Льва Ландау. В 1937 году налаженная жизнь рухнула: Детгиз разгромили, мужа Матвея Бронштейна арестовали и расстреляли. Когда, где? Неизвестно. Впоследствии о своем муже она написала книгу «Прочерк» (прочерк, когда ничего неизвестно).
Как «жену врага народа» Лидию Чуковскую должны были арестовать, но так случилось, что она избежала ареста и мужественно (мужественно потому, что это было смертельно опасно) начала писать в стол повесть «Софья Петровна» о сталинском времени, наполненном, с одной стороны, бодрым энтузиазмом, а с другой – леденящим души ужасом. «Софья Петровна» – это такой же литературный памятник эпохе, как и «Реквием» Анны Ахматовой.
писала Лидия Чуковская в одном из своих стихотворений. После войны жизнь Лидии Корнеевны складывалась трудно. В дневнике она признавалась: «...обваливается на меня вся моя неумелая, жестокая и беспощадная жизнь». И далее: «С ужасом и отвращением перечитываю свои дневники 40-х годов... Какое мое ничтожество, какая постоянная немощь перед жизнью, всегда поражение – денег нет, жилья нет... себя спасти от безоплатной работы, от лохмотьев – тоже не могу. Беспомощно, беззащитно, тщетно, бездарно».
Она судила и корила себя строго, но только тайно, в дневнике. А в настоящей жизни боролась, не сдаваясь, недаром она говорила: «Культура – не один лишь труд, но и борьба». Она много писала, однако лишь в «оттепель» ей удалось издать книгу «В лаборатории редактора», «“Былое и думы” Герцена». Повести «Софья Петровна» и «Спуск под воду» (о новых арестах конца 40-х, о нравственном падении и равнодушии общества) вышли на Западе и значительно позже на родине.
В 60 – 70-е годы Лидия Чуковская проявила высшую меру гражданственности, хлопоча об освобождении Иосифа Бродского, осужденного за тунеядство. Вместе с Фридой Вигдоровой Чуковская яростно боролась за молодого талантливого поэта. В условиях новой реакции Лидия Корнеевна проявила свой блестящий публицистический дар, написав письмо в защиту несправедливо арестованных писателей Синявского и Даниэля. «Идеям следует противопоставлять идеи, а не тюрьмы», – провозгласила Чуковская. В духе герценской публицистики она пишет пламенные статьи «Гнев народа» (1976), «Не казнь, но мысль. Но слово» (1976), а еще ранее знаменитое письмо «Михаилу Шолохову, автору «Тихого Дона» (1966), в котором она дала суровую отповедь писателю за его выступление на партийном съезде о том, что хорошо бы таких людей, как Синявский и Даниэль, расстреливать без суда и следствия.
За статью «Гнев народа» по поводу организованной властью травли Сахарова и Солженицына Лидию Чуковскую в январе 1974 года исключили из Союза писателей. Исключили, естественно, единогласно. Лишь Владимир Корнилов написал в Союз возмущенное письмо: «И вы, мужчины, преследуете женщину, защищенную лишь личным бесстрашием. По-человечески ли это? По-мужски?..»