69 этюдов о русских писателях

Признание и слава пришли к Арсению Тарковскому слишком поздно, он переносил ее стоически. Как человек был достаточно терпим. Не любил конфронтации, острых углов. Никогда не спорил с пеной у рта, а просто молча оставался при своем мнении. Был ироничен. Придумал сочетание «Кафка Корчагин». А главное, у него была безукоризненная репутация человека высокой порядочности.

Арсений Тарковский прожил длинную жизнь, познав всё – безвестность и славу. И как он писал сам, угасая:

Меркнет зрение – сила моя,
Два незримых алмазных копья;
Глохнет слух, полный давнего грома
И дыхания отчего дома;
Жестких мышц ослабели узлы,
Как на пашне седые волы;
И не светятся больше ночами
Два крыла у меня за плечами...

И дальше идет пронзительная строчка: «Я свеча, я сгорел на пиру...» Пережитые Арсением Тарковским все горести и беды, жестокое фронтовое увечье, переживания за сына («Твой сын – несчастный и замученный Андрей») и прочие жизненные передряги сломили поэта. Он как-то осунулся и одряхлел. Участились мозговые спазмы. Он мог часами сидеть в своем кресле и молчать. Татьяна Алексеевна тормошила его и просила прочитать какое-нибудь стихотворение. Он читал, еле шевеля губами, и снова уходил в вечность...

«Я бессмертен, пока я не умер...» Смерть пришла 27 мая 1989 года. Арсений Александрович Тарковский не дожил совсем немного до 82 лет. Похоронен он в Переделкине и посмертно был удостоен Государственной премии.

«Соберите мой воск поутру,/И подскажет вам эта страница,/Как вам плакать и чем вам гордиться...»

БАЛОВЕНЬ ИЛИ БОРЕЦ?

Александр Борщаговский

Александр Борщаговский считал себя баловнем судьбы. Баловень, потому что уцелел, когда на полных оборотах работала машина уничтожения? Или все-таки борец, ибо не прогнулся, не согнулся, не упал от сокрушительных ударов, а продолжал бороться, проявляя характер и волю? Ответим так: конечно, баловень, но и борец, а еще литератор с золотым пером.

Сам о себе Александр Михайлович Борщаговский говорил: «Я действительно считаю себя баловнем судьбы. Она уберегла меня от искушений, от постыдных компромиссов, от малодушия соблазнов...» Словом, неискушенный и убереженный. Он родился 1(14) октября 1913 года в Белой Церкви. Отец – адвокат и журналист, мать – акушерка. Обычная еврейская семья. Школу Борщаговский закончил в Белой Церкви, а в Запорожье – школу ФЗУ паровозоремонтного завода. Хотел водить паровозы и их ремонтировать? Отнюдь. Мерещились не вагоны и рельсы, а литература и театр. Гуманитарное начало возобладало. Учился в Киевском театральном институте, поступил в аспирантуру и написал вышедшую отдельной книгой в 1948 году на украинском языке кандидатскую диссертацию «Драматургия Ивана Тобилевича». Еще написал книги о творчестве Амвросия Бучмы, Ивана Франко и Тараса Шевченко. Создал журнал «Театр» и в 24 года умудрился стать и.о. начальника Главреперткома Украины. Прыткий молодой человек...

Признанным театральным критиком в конце 1946 года переехал из Киева в Москву. Был введен в редколлегию «Нового мира» и одновременно стал зав.литературной частью Центрального театра Красной армии. Казалось, что карьера удалась и впереди лежит прямая дорога к новым далям и свершениям. Наверное, всё было бы так, если бы не «милое тысячелетье» на дворе, как выразился Борис Пастернак. У многих фронтовиков после 1945 года кружилась голова от победы (Борщаговский прошел войну в качестве военного корреспондента и завлита фронтового театра, но сам скромно заявлял: «Я в окопе не лежал, на брюхе не ползал, в атаку не ходил и фронтовиком себя не называю»), и вождь решил поумерить пыл победивших солдат и офицеров, показать им, кто в доме хозяин, и подкрутил гайки, – стоп, машина, хода нет!..

28 января 1949 года в «Правде» появилась огромная редакционная статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Первый удар молотка по головам интеллигенции. Врагов, а точнее козлов отпущения, как вспоминал Борщаговский, искали всюду и везде. Искали у биологов среди «вейсманистов-морганистов», искали в санчасти завода им. Сталина (ЗИС), где было арестовано более 100 человек, искали среди писателей и книжных редакторов – где только не искали! А тут вдруг выяснилось, что среди театральных критиков очень много евреев. Для Сталина это был просто подарок.

«Правда» выделила «великолепную семерку»: пять евреев (Александр Борщаговский, Яков Варшавский, Абрам Гурвич, Ефим Холодов и Иосиф Юзовский), одного армянина (Григорий Бояджиев) и одного русского (Леонид Малюгин). Русского, чтобы чуточку разнообразить национальную компанию? Причем был раскрыт псевдоним Холодова – вовсе не Холодов, а Меерович, сами понимаете кто!..