69 этюдов о русских писателях

В краткий период оттепели дышать стало легче, табу на имя Борщаговского было снято, и он получил возможность свободно печататься. Вышли романы «Млечный путь» (1968), «Где поселится кузнец» (1975), «Сегень» (1977), «Портрет на памятнике» (1984), «Восстань из тьмы» (1987). Театральный критик стал заправским писателем. Историческим романистом. А еще Борщаговский писал повести («Седая чайка», «Стеклянные бусы» и другие), рассказы («сборник «Ноев ковчег» и др.), пьесы («Жена», «Медвежья шкура», «Король и Шут» и др.) и киносценарии (всего поставлено 12 фильмов), самый лучшие из них – «Три тополя на Плюхище» (1968) с блистательным дуэтом Татьяна Доронина – Олег Ефремов.

Выделим пьесу «Дамской портной» (1980) о массовом убийстве фашистами мирных жителей-евреев в Бабьем Яру. Впервые пьеса была поставлена в Нью-Йорке в 1985 году, в 1991 году у нас вышел фильм (в роли старого еврея – Иннокентий Смоктуновский).

Честь и хвала Борщаговскому за исторический памятник – за трилогию мемуаров – «Записки баловня судьбы», «Обвиняется кровь» и «Пустотелый монолит», в которых Александр Михайлович выступил в трех лицах – очевидца, свидетеля и жертвы. Сам Борщаговский именовал трилогию как документальный детектив. Ничего придуманного. Только документы и факты плюс эмоции и оценки.

«Записки баловня судьбы» (1991) – о том, как громили театральных критиков. «Обвиняется кровь» (1994) – публицистическое расследование о разгроме и гибели Еврейского антифашистского комитета и истреблении лучших представителей еврейской культуры. С лучшим из них – Соломоном Михоэлсом Борщаговский дружил и провожал его в последний путь на перроне отъезжающего поезда «Москва – Минск». Михоэлс с большой симпатией относился к Борщаговскому и смачно переиначивал его фамилию: Борщагивський... Чтобы написать «Обвиняется кровь», Борщаговскому пришлось долго знакомиться со многотомными архивами КГБ – о позорных деяниях чекистов, о пытках, выбитых признаниях и оговорах бедных жертв – себя, друзей и коллег. После чтения архивов Борщаговский возвращался домой с черным лицом.

По поводу создания «Обвиняется кровь» в одном из интервью Борщаговский рассказывал: «Замысел книги возник у меня очень давно. Когда был убит Михоэлс, я не сразу связал этот трагический акт с гонением «безродных космополитов». Но через год-полтора всё соединилось, стало очевидным, что шло глобальное наступление на еврейский интеллектуальный мир. Архивные документы подтвердили мою убежденность в том, что Сталин хотел выкорчевать всю еврейскую культуру, всю, а не только уничтожить некоторых ее творцов или отдельные явления. Срочная, паническая по темпу работа по ликвидации еврейской культуры шла по всем направлениям. В последнюю неделю января 1949 года аресты еврейских писателей и журналистов в Москве, Киеве, Минске, Одессе, Черновцах... приняли массовый характер, – единицы добирались весной и летом того же года...» (ЛГ, 27 окт. 1993).

Не один Сталин ответственен за все эти черные дела. Ему активно помогали многие «подручные партии», и в первую очередь руководитель Союза писателей Александр Фадеев. С подачи Фадеева на партийных собраниях правоверные писатели громили «безродных космополитов», всех этих «нусиновых, феферов, маркишей, квитко, галкиных» и прочих мастеров еврейской культуры. Задвигая одних, выдвигали других своих, с русской кровью. Верных и преданных. Об одном из них – об Анатолии Сурове поведал в своей книге «Пустотелый монолит» Александр Борщаговский. Суров – это порождение системы, где беззастенчивой ложью и преданностью власти можно сделать любую карьеру. Такую карьеру и сделал «драматург» Суров. Кавычки не случайны: пьесы, шедшие в театрах – «Рассвет над Москвой», «Зеленая улица», «Далеко от Сталинграда», – под именем «Суров» не были написаны им. Их создавали «литературные негры», по тем или иным причинам обязанные Сурову, и, как отмечает Борщаговский, на Сурова работали 4 – 5 еврейских писателей. За «свои» пьесы Суров получил две Сталинские премии и стал раздутой литературной величиной. Руководил газетой «Советское искусство», заседал в многочисленных комиссиях, бюро и неизменно возвышался в президиумах. Монумент. Монолит. Но когда его разоблачили, то, оказалось, он абсолютно пуст. Всего лишь ловкий проходимец, порожденный и взлелеянной системой. Сегодня имя Сурова не найти ни в одном справочном издании. А в 40 – 50-е годы Суров вместе с Софроновым, Первенцевым и другими литературными «орлами» активно разворачивал «охоту на ведьм» – об этом последовательно рассказал Борщаговский в книге «Пустотелый монолит».

Битый-перебитый, тертый-перетертый Борщаговский в последние годы жизни мог быть довольным собой и тем, что сделал в литературе. На вопрос, почему он все-таки недоволен и находится в состоянии душевного смятения, Борщаговский ответил так: