69 этюдов о русских писателях

Как выглядел Юрий Казаков? Ольга Кучкина вспоминает: «Он был большой, с широкими покатыми плечами, большими руками, красным лицом, заикающийся, пьющий и гулящий. Ему бы ходить и плавать, и летать с мужиками, бакенщиками, летчиками по земле, воде и небу. Он и ходил, и летал, и плавал... Он и был мужик – а еще человек, нежный, внимательно сберегающий впечатления жизни...»

Казаков построил дачу, крытую шифером, бежевого цвета финский дом, с мансардой, стоящий в низинке недалеко от речки Яснушки, и любил совершать прогулки по живописным окрестностям Абрамцева. Природа вдохновляла и лечила его. Только вот пожить привольно на даче ему не пришлось из-за постоянных разъездов. Несколько лет Казаков отдал переводу с казахского трехтомного романа Нурпеисова «Кровь и пот» (нужны были деньги и на жизнь, и на ремонт дома). Он говорил, что своей кровью орошает пустыни Казахстана, «зато верный заработок».

Последние его рассказы, появившиеся в печати: «Свечечка» (1973) и «Во сне ты горько плакал» (1977). Удивительные, неповторимые казаковские рассказы и, конечно, окрашенные глубокой печалью. А «Свечечка» начинается вообще с фразы: «Такая тоска забрала меня вдруг в тот вечер, что не знал я, куда и деваться – хоть вешайся!»

Опубликовал и замолк. Причин было множество: развод с женой, разлука с сыном, одиночество, болезни, разочарование в устройстве жизни (пресловутый застой), в литературе. На одном из книжных базаров увидел, как гонялись за автографами модных писателей, а к нему не подошел никто, и он был одинок как перст. Да и самому ему вдруг показалось, что он пишет не то, считал свои рассказы «обветшалыми». Были и иные причины. А все гадали, почему не пишет? И десятки предположений: «исписался», «спился», «кончилась оттепель – кончился Казаков», «молчит в знак протеста» и т. д. Один из знакомых безапелляционно заявил о Казакове: «На Западе кричат, что эта его изоляция есть форма оппозиционерства. А Юра просто пьет. Ты не знал? По-черному... » Остается только хмыкнуть: н-да. А кто не пил в наипьянейшее время? В застойные времена, в отсутствие горизонта...

В январе 1971 года Казаков писал Эдуарду Шиму из Алма-Аты: «Все-таки молодец ты, что живешь на земле, не на асфальте, хорошо, что и я купил себе домишко и что еще одно усилие, еще одна трата денег на ремонт, а потом десяток лет можно и не думать о доме, а только о посадках, о теплицах, о расчистках леса, о деревьях и кустах и вообще – жить. И жалко, что благодать эта пришла мне теперь, а не в двадцать пять лет».

Благодати не вышло. Длительная работа с переводом. Тяжелый недуг – боль, операции, больницы. Попытки работать снова, в письме к Георгию Семенову спрашивал: «Как тебе название: «Послушай! Не идет ли дождь?» За 8 дней до смерти писал Виктору Конецкому из военного госпиталя: «...Загрудинная боль хватает раза два в день. Так что на всякий случай прощай, друг мой, не поминай лихом». В ночь на 29 ноября 1982 года Юрий Казаков умер (диабетический кризис и инсульт). На рабочем столе остались наброски повести «Две ночи» («Разлучение душ»). Из официального некролога: «Советская литература понесла тяжелую утрату...»

В эссе «О мужестве писателя» (1966) Юрий Казаков делился мыслями о своем ремесле: «Писатель должен быть мужествен, думал я, потому что жизнь его тяжела. Когда он один на один с чистым белым листом бумаги, против него решительно все. Против него миллионы написанных ранее книг – просто страшно подумать! – и мысли о том, зачем же еще писать, когда про всё это уже было. Против него головная боль и неуверенность в себе в разные дни, и разные люди, которые в эту минуту звонят к нему или приходят, и всякие заботы, хлопоты, дела, как будто важные, хотя нет для него в этот час дела важнее того, которое ему предстоит. Против него солнце, когда тянет выйти из дому, вообще поехать куда-нибудь, что-то такое повидать, испытать какое-то счастье. И дождь против него, когда на душе тяжело, пасмурно и не хочется работать...»

Далее Казаков продолжает перечислять все трудности своего ремесла: «В том-то вся и штука, что ему никто никогда не поможет, не возьмет ручку или машинку, не напишет за него, не покажет, как надо писать. Это он должен сам. И если он сам не может, значит, всё пропало – он не писатель...»

А во имя чего все эти муки творчества? Казаков считал, что если у писателя есть своя правда и свое слово, то он – «должен быть трижды мужественен, чтобы, несмотря на все свои несчастья, неудачи и срывы, все-таки нести людям радость и говорить без конца, что жизнь станет лучше».

Юрий Казаков давал людям надежду. Но надежды не всегда исполняются. Венгерский поэт Шандор Петефи когда-то писал: