Читаем 69 мест, где надо побывать с мертвой принцессой полностью

К моменту этого обсуждения мы уже покупали пинту молока в Ко-оп супермаркете в Киттибрюстере. Как только мы прошли кассу, беседа перешла на пятый том «Моя жизнь и любимые» Фрэнка Харриса. Морис Жиродиа из издательства Olympia Press в Париже приобрел права на эту книгу у вдовы автора за весьма значительную сумму. Александр Трокки был нанят для того, чтобы переписать полученный материал и сочинить остальную часть книги. Шестьдесят пять процентов окончательного текста являлось оригинальной прозой Трокки, а оставшиеся заметки Харриса были доведены им до удобоваримого состояния. Трокки состряпал эту книгу за десять дней и, считая Харриса напыщенным индюком, использовал подвернувшуюся возможность, чтобы написать злую, язвительную сатиру и пародию на тори-анархиста. Результат был достаточно хорош, чтобы одурачить всех литературных экспертов, превозносивших книгу пять лет, пока мистификация не была раскрыта. Алан считал эту фальшивую автобиографию лучшей из всех порнороманов Трокки и единственным произведением, «созданным» Харрисом, которую он мог посчитать достойной для рекомендации другу. Это, безусловно, улучшило биографию Кингсмилла в плане предоставления по-настоящему вымышленного портрета человека.

Впрочем, Алан не считал «Мою жизнь и любимые: пятый том» лучшей литературной мистификацией Трокки, несмотря на скорее положительное отношение к тому, что этот активист-хипстер выдал семь порнографических книг против только двух «серьезных» романов. Трокки создал свои лучшие фальшивки в шестидесятые, когда обратился к книжному бизнесу как к средству поддерживать свою героиновую зависимость. Так как к этому времени был уже спрос на его «оригинальные» манускрипты, Трокки ответил на него так – начал подражать своим уже опубликованным книгам. Алан полагал, что это была отличная шутка, благодаря которой он мог смотреть сквозь пальцы на склонность к шаблонным литературным ходам в порнографических книгах Трокки. Согласно Алану, Трокки проявил все, на что он был способен, в «Книге Каина» и фальшивом финальном томе «Моя жизнь и любимые». На «Книгу Каина» Трокки затратил огромное количество усилий и создал неподдельно экспериментальное литературное произведение, тогда как мистификация с Фрэнком Харрисом трещала по швам, потому что была написана плохо и неряшливо, ничем не отличаясь от бессмысленной болтологии любого порнографического писаки. Работая ради денег, Трокки достиг самого что ни на есть подлинного транса палп-писателя, чем, безусловно, превзошел автоматическое письмо сюрреалистов.

Везя меня к «Сейфвею» на Кинг-стрит, Алан разглагольствовал о «Плетках», еще одной из грязных книг Трокки. Действие «Плеток» происходило в Глазго, и его можно воспринимать как последний вздох пролетарского романа в худшем его проявлении. Описания Трокки хулиганья с бритвами и трущоб Горбалз подменяли риторику реализма странной алхимией слова, и в этой манере сквозило снисхождение к рабочему классу. По мере развития истории она дегенерировала в литанию с обычной трескотней о тайных обществах с культами господства и подчинения. Алан утверждал, что если человеку так уж нужно читать такого рода бред, то гораздо лучше взяться за «Историю О». «Плетки» показывают самого Трокки как мазохиста, и не из-за любимых им описаний куннилингуса и не из-за того, что рассказчик в конце концов довольно охотно позволяет себя распять, а из-за того, что в его прозу достаточно умело изгонялась – как нечистая сила – без конца возникающая безумная страсть, столь обожаемая садистами. Мазохисты типа Трокки отвлекаются на искусство с его замороженными натюрмортами, садисты же предпочитают банальность настоящей порнографии.

Алан купил шоколадных бисквитов в «Сейфвее» и страшно разозлился, когда я сказала, что мы не сможем перейти через улицу и зайти отдохнуть в мою комнату. Я оказалась в неловком положении – мое жилище было забито книгами, от которых он избавлялся. К тому времени, о котором идет речь, у меня еще не было старых книг Трокки, принадлежавших Алану, но сейчас они лежат передо мной, как литературные останки, в самом деле весьма поучительные.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман