- Сплетни?!! – процедил Альберт, словно выплюнув это слово ей в лицо. – Только не нужно рассказывать мне сказки, будто бы тебя волнует, что скажут люди! Тебе больше не удастся сделать из меня дурака. Больше я тебе не поверю.
Шанталь так растерялась, что в первую минуту не нашла, что сказать на это. А затем по ее лицу разлилась мертвенная бледность, черные глаза возмущенно вспыхнули, а брови сошлись над переносицей.
- Что вы такое говорите? По какому праву…
- По единственному праву, которое ты признаешь, – холодно перебил ее Альберт. Два полыхающих гневом взгляда – синий и черный – скрестились, словно два клинка в смертельном поединке. Казалось, даже воздух в комнате потемнел и зазвенел невидимым напряжением. – По праву самого богатого и знатного!
- Что?!! Да как вы смеете!
- Как я смею?!!
Сорвавшись с места, он в два шага очутился прямо перед ней и, схватив ее за плечи, несколько раз тряхнул с такой силой, что ее голова мотнулась, словно у тряпичной куклы. Не ожидавшая этого Шанталь испуганно замерла в его руках, не сделав даже слабой попытки освободиться. Шпильки, удерживавшие ее волосы, уложенные в скромный тяжелый узел на затылке, разлетелись в стороны, и шелковистые черные локоны волнами рассыпались по плечам, но ни один из участников этой сцены не обратил на это никакого внимания.
- Да что с вами, мисс Шанталь? – издевательски прошипел Альберт, почти с ненавистью глядя в ее бескровное лицо с испуганно распахнутыми черными глазами. – В Париже вы не были такой щепетильной. И совсем не боялись сплетен, если судить по тому, что о вас писали в газетах. О нет. Наоборот! Вы выставляли себя напоказ. Себя и свои шашни с этими денежными мешками с длинными родословными. Тогда вас, кажется, совсем не беспокоило, что о вас скажут или подумают. Так почему же здесь, в Чикаго, вы вдруг стали такой строгой поборницей нравов? С чего такая перемена?!! Молчишь? А я скажу с чего. Набиваешь себе цену! Так если дело только за этим, надо было сразу сказать! Ты же знала, что я богат. Очень богат. Один из самых богатых в Чикаго. Это тебе любой подтвердит. Я заплатил бы столько, сколько ты потребовала, и даже не стал бы торговаться. Так зачем же было лгать и разыгрывать из себя недотрогу?
Он еще раз сильно тряхнул ее, испепеляя потемневшим почти до черноты взглядом. И тут до нее донесся знакомый запах.
- Господи, да ты пьян! – пробормотала Шанталь, озаренная внезапной догадкой.
- Пьян? – лицо Альберта исказилось в гримасе, представлявшей жуткую смесь гнева, горечи, разочарования, презрения и насмешки. – О нет. Я не пьян. К сожалению. Всего виски этого мира не хватит напиться до такой степени, чтобы забыть, каким дураком я был. Меня ловко облапошила театральная актриса, приторговывающая собой на подмостках. Словно жалкого, глупого, доверчивого щенка. Впрочем, я и вел себя, как жалкий, глупый, доверчивый щенок. Приходил на каждый твой спектакль, посылал букеты. Выставлял себя на посмешище вместо того, чтобы напрямую спросить о цене. Господи, я сам себе противен! Впрочем, по заслугам мне, наивному идиоту. Нашел, где искать чистоту и искренность!
Он снова тряхнул ее с такой силой, словно хотел вытрясти из нее душу. Шанталь болезненно поморщилась и попыталась высвободиться, но ее попытка привела лишь к тому, что Альберт сильнее сжал пальцы, буквально впившись ей в плечи.
- Отпустите меня! Мне больно!
- Мне тоже больно. Мне очень больно. И становится еще больнее, когда я думаю о том, кому я готов был отдать свое сердце и все, что имею. Шлюха! Обыкновенная жалкая шлюха! Такая же, как и те, что открыто торгуют своим телом в борделях и на улицах. Нет, хуже. Те, по крайней мере, не притворяются добродетельными и не играют в высокие чувства. Они просто делают свое дело, берут деньги и исчезают из твоей жизни навсегда, не причиняя боли ни себе, ни другим.
Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.
- Господи, да что такое сегодня происходит?!! – взорвалась девушка, пытаясь вывернуться из его звериной хватки. – Что с вами со всеми? Сначала Блэкбурн, теперь вы!
При упоминании имени более удачливого и от этого вдвойне ненавистного соперника начавшая было утихать ярость Альберта вспыхнула с новой силой, сжигая в пепел последние остатки благоразумия и сострадания.
- Блэкбурн, говоришь?!!! – взревел он, словно зверь, получивший смертельную рану. – Да, я видел, как ты садилась в его экипаж. Славно поразвлеклись? Надеюсь, вам было очень весело. Разумеется, было! Ты ведь любишь повеселиться? Особенно за счет любовников. Богатых, знатных любовников. В Париже – де Сан-Сир, здесь – Блэкбурн. Кто следующий? Хотя я знаю, кто будет следующим. Следующим буду я! Не волнуйся, крошка. Я заплачу тебе больше, чем они. Я заплачу столько, сколь ты захочешь. Сколько скажешь. Ты будешь принадлежать мне. Но только мне. И между нами больше не будет лжи. Все будет по-честному.