Читаем 7 способов соврать полностью

Пустой треп меня утомляет очень быстро: через три секунды я уже не могу слышать про оценки и учителей, еще через три – про спорт и очки, еще через три – про поп-музыку и разводы знаменитостей. Какое все это имеет значение? Почему все вокруг настолько плоские? Я уже начинаю думать, что так называемой разумной жизни следует дать другое название.

– Ши-и-изик, – гудит в мой адрес чей-то голос.

Я поднимаю глаза, прищурившись, смотрю на идущую мимо компанию. Пловцы, все как на подбор рослые и мускулистые, самодовольно гогочут в унисон, как единый организм.

– Очень оригинально, – саркастично кричу я им в спины.

Сам не знаю, зачем с ними связываюсь. Я же не такой дурак, как они. Я лучше них. Я, безусловно, выше того, чтобы реагировать на их ребяческие выходки.

Парень в самой гуще толпы, курчавый, с длинным носом, виновато глянул на меня через плечо. Я отвечаю ему сердитым взглядом. Если б ему было стыдно, он одернул бы своих товарищей-недоносков. Должно быть, здорово, когда тебя окружает армия друзей, которые, не задавая вопросов, подыгрывают всем твоим выходкам.

Длинноносый пловец еще с минуту смотрит на меня, потом отворачивается. Им он не сказал ни слова.

Так я и думал.

Я снова утыкаюсь в ноги, но не помню, на какой по счету трещине остановился. Вздохнув, поднимаю голову. Мое внимание привлекает девушка возле одной из машин: невысокая, стройная, с розовыми волосами. Изби Цин. Она стоит, смеясь и играя с волосами, рядом с веснушчатым парнем. Видно, что она млеет в лучах его внимания.

Я пытаюсь представить, что бы почувствовал, если бы на меня кто-нибудь так смотрел – или я сам смотрел так же на кого-то.

Правда, очень скоро я возвращаюсь к идиотской реальности и превращаюсь в бесстрастного стороннего наблюдателя. Меня поражает то, как много сил мои сверстники тратят на любовь. Мне казалось, всем известно, что школьные романтические увлечения мимолетны и бессмысленны, но, очевидно, кто-то думает иначе. На самом деле каждый человек почти всю жизнь стремится привязать себя к кому-то. Люди впустую тратят время на нечто такое, что не сулит никаких выгод в перспективе. Бог знает зачем.

– Эй, подождите! – Какой-то парень, догоняющий пловцов, с разбегу задевает меня. Меня закрутило, зашатало. Бутылка воды с периодической таблицей Менделеева вылетает из моего рюкзака и катится под одну из машин, поворачиваясь так, что ксенон оказывается выше гелия. Я выпрямляюсь, ожидая извинений, но парень даже не обернулся.

Ненавижу людей. Я опускаюсь на корточки, шарю под брызговиком, но бутылка лишь откатывается ещё дальше. Ее хватает чья-то рука, высунувшаяся из дверцы со стороны водителя.

– Поймала, – доносится голос из автомобиля.

Я поднимаюсь:

– Спасибо.

– Не за что, – говорит девушка. – Что, тот тип даже не извинился? Воспитанный парень.

Я вздрагиваю, отступая на полшага. Тот самый голос…

– У тебя, наверно, давно это, – предполагает она, рассматривая бутылку. – Тут еще нет коперниция.

Глядя в землю, я киваю:

– Ты… м-м… любишь химию?

– Люблю, – отвечает она, а я вспоминаю женский голос, произносящий: «Я люблю тебя».

Это она.

Череп внезапно сдавило. Я смотрю ей в глаза, неожиданно осознав, что мне очень много известно об этой девушке. Представляю, как она стоит в темноте комнаты отдыха педсостава, смотрит на безымянного мужчину, обещая, что никто никогда не узнает. И я вдруг понимаю, что лучше бы мне никогда не слышать того разговора. Хранить такой секрет – непосильная обуза. Я мог бы разрушить ее жизнь.

Девушка склоняет голову. Глаза у нее прекрасные: ясные, пронизывающие. Они впиваются в меня.

Я не знаю ее имени. Хоть что-то. Хлипкая защита от ответственности.

Она протягивает мне бутылку, и я ее беру:

– Мне пора.

Не оглядываясь, я торопливо иду к зданию школы.

Клэр Ломбарди

В пятницу во время обеда звучит объявление, доказывающее мою правоту: в вопросниках, что нам раздавали на пятом уроке, народ написал всякую ерунду. И, видимо, шутников нашлось немало. Директор Тернер добрых пять минут честила школу в громкоговоритель.

– И последнее, – говорит она в заключение своей нотации. – Если кому есть что сообщить, бланки вопросников по-прежнему можно получить в методическом кабинете. И, как всегда, наш сайт открыт для всех, кто желает предоставить информацию. Спасибо. Всем хорошего дня.

– Нет, это вам спасибо, дорогая директриса, – говорит Оливия, отсалютовав динамику соком «Капри сан». В столовой снова поднялся галдеж. – И приятных выходных, – добавляет она, уже обращаясь ко мне и Джуни.

– Слава богу! – восклицаю я. – Только мне показалось, что эта неделя никогда не кончится?

– Нет, не только тебе, – отвечает Джунипер, помешивая йогурт.

Мы с Оливией тревожно переглядываемся. Сегодня она выглядит еще более измученной, чем вчера.

– Джуни, у тебя все хорошо? – осторожно спрашиваю я.

– Что? Да. – Она поднимает глаза, уверенно улыбаясь нам. – Просто до трех ночи не спала. Нужно было сдать сегодня два эссе… Ну и Паганини покоя не дает. – Она переводит взгляд на Оливию. – Кстати, ты избавилась от нежелательного внимания?

Перейти на страницу:

Все книги серии 13 причин

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза