813

– На препятствия, которых не существует! На состояние души Женевьевы и Пьера мне плевать… Я обдумаю это позже, в Вельденце, когда устрою их счастье. Но Долорес… Она знает Мальреша и ничего не сказала!.. Почему? Какие отношения их связывают? Боится ли она его? Боится, что он убежит и явится отомстить за откровение?

С наступлением темноты он пошел в шале, которое оставил за собой в глубине парка, и поужинал там в сквернейшем расположении духа, сердясь на Октава, который обслуживал его то слишком медленно, то слишком быстро.

– С меня довольно, оставь меня… Сегодня ты делаешь одни глупости… А этот кофе?.. Он отвратителен.

Люпен отодвинул наполовину полную чашку, вышел из шале и в течение двух часов гулял по парку, перемалывая все те же мысли.

Под конец у него вырисовалось одно предположение: «Мальреш сбежал из тюрьмы, он терроризирует госпожу Кессельбах и уже знает от нее про инцидент с зеркалом…»

Люпен пожал плечами: «И этой ночью он явится рассчитаться с тобой. Ладно, я заговариваюсь. Самое лучшее пойти спать».

Он вернулся в свою комнату, лег в постель и тотчас заснул тяжелым сном, населенным кошмарами. Дважды он просыпался и хотел зажечь свечу и дважды снова падал как подкошенный.

Однако ежечасно он слышал бой деревенских часов или, вернее, думал, что слышит, ибо был погружен в своего рода оцепенение, при котором, казалось, полностью сохранялось сознание.

И его осаждали сновидения, сновидения тревоги и ужаса. Он явственно уловил шум открывающегося окна. Явственно, сквозь закрытые веки, сквозь густую тьму он узрел приближавшееся видение.

И это видение склонилось над ним.

С невероятным усилием Люпен поднял веки и взглянул… или, по крайней мере, ему так представилось. Грезил ли он? Или пробудился? Люпен в отчаянии спрашивал себя об этом.

Опять шум… Рядом с ним кто-то взял коробок спичек.

– Значит, я все увижу, – с огромной радостью сказал он себе.

Чиркнула спичка. Зажглась свеча.

Люпен почувствовал, как по его коже с головы до ног струится пот, и вместе с тем сердце его почти перестало биться, замерев от ужаса. Рядом находился человек.

Возможно ли это? Нет, нет… А между тем он видел… О! Ужасающая картина!..

Человек, чудовище находилось тут.

– Я не хочу… Я не хочу… – в ужасе пробормотал Люпен.

Чудовище было тут, человек, одетый в черное, с маской на лице, в мягкой шляпе с опущенными полями на светлых волосах.

– О! Я вижу сон… я вижу сон, – со смехом произнес Люпен, – это кошмар…

Напрягшись изо всех сил, он попытался сделать хоть одно движение, одно-единственное, которое прогнало бы призрак.

И не смог.

И вдруг он вспомнил: чашка кофе! Вкус этого питья… похожий на вкус кофе, который он выпил в Вельденце… Он издал крик, сделал последнее усилие и в изнеможении упал на постель.

Но в своем бреду он успел почувствовать, как человек освободил ворот его рубашки, обнажил ему горло и поднял руку, и он увидел, что рука эта сжимается на рукоятке кинжала, маленького стального кинжала, похожего на тот, который нанес удары господину Кессельбаху, Шапману, Альтенхайму и стольким другим…

III

Несколькими часами позже Люпен пробудился, разбитый усталостью, с горечью во рту.

Пару минут он пытался собрать свои мысли и вдруг, все вспомнив, инстинктивно поднял руку, чтобы защититься, словно на него нападали.

– Какой же я дурак, – воскликнул он, соскакивая с кровати. – Это кошмар, галлюцинация. Достаточно хорошенько подумать. Если бы это был он, если бы действительно это был человек из плоти и крови, который этой ночью поднял на меня руку, то он зарезал бы меня, как цыпленка. Тот не колеблется. Будем логичны. Почему он пощадил меня? Ради моих прекрасных глаз? Нет, я видел сон, вот и все.

Он стал насвистывать и оделся, изображая величайшее спокойствие, однако ум его не переставал работать, а глаза – искать…

На полу, на подоконнике – никаких следов. Поскольку его комната находилась на первом этаже, а спал он с открытым окном, было очевидно, что враг пришел бы оттуда.

Однако он ничего не обнаружил ни под окном, ни у подножия внешней стены, на песке аллеи, окаймлявшей замок.

– И тем не менее… тем не менее, – повторял он сквозь зубы.

Он позвал Октава.

– Где ты готовил кофе, который дал мне вчера вечером?

– В замке, патрон, как и все остальное. Здесь нет плиты.

– Ты пил этот кофе?

– Нет.

– Ты выбросил все, что было в кофейнике?

– Ну конечно, патрон. Вы сочли его таким скверным. Смогли выпить всего несколько глотков.

– Хорошо. Подготовь автомобиль. Мы уезжаем.

Люпен был не тот человек, чтобы мириться с сомнениями. Он жаждал решительного объяснения с Долорес. Но прежде требовалось прояснить некоторые вопросы, казавшиеся неясными, и увидеть Дудвиля, который прислал ему из Вельденца довольно странные сведения.

Люпен велел незамедлительно доставить себя в великое герцогство, куда добрался к двум часам. Там он встретился с графом Вальдемаром и под каким-то предлогом попросил его отложить поездку делегатов регентства в Брюгген. Потом пошел на встречу с Жаном Дудвилем в одну из местных таверн.