813

По дороге возле двери он встретил братьев Дудвиль, входивших к консьержке, из каморки которой открывался вид на дорогу, что позволяло наблюдать за подходами к «Глициниям». Не останавливаясь, князь направился прямо к флигелю Императрицы, позвал Сюзанну и велел проводить его к госпоже Кессельбах.

– Женевьева? – спросил он.

– Женевьева?

– Да, она не приходила?

– Нет, вот уже несколько дней.

– Но ведь она должна прийти, не так ли?

– Вы думаете?

– Я в этом уверен. Куда же ей еще пойти? Вспомните?..

– Сколько бы я ни припоминала, уверяю вас, мы с Женевьевой не собирались встречаться.

И, вдруг испугавшись, добавила:

– Вы тревожитесь? С Женевьевой ничего не случилось?

– Нет, ничего.

Он уже уходил. Его осенила одна мысль. А что, если Альтенхайма не было на вилле «Глицинии»? Если время встречи изменилось?

«Надо увидеться с ним… – говорил он себе, – просто необходимо, любой ценой».

И он бросился бежать, ни на что не обращая внимания. Однако перед привратницкой мгновенно вновь обрел хладнокровие: он увидел помощника начальника Уголовной полиции, который разговаривал в саду с братьями Дудвиль. Если бы князь сохранял обычную свою проницательность, то заметил бы мелкую дрожь, охватившую господина Вебера при его приближении, но он ничего не увидел.

– Господин Вебер, не так ли? – спросил он.

– Да… С кем имею честь?..

– Князь Сернин.

– А-а, прекрасно, господин префект полиции сообщил мне о той значительной услуге, которую вы нам оказали, сударь.

– Услуга будет полной, лишь когда я сдам бандитов.

– Вскоре так и случится. Я думаю, что один из этих бандитов только что вошел… довольно плотный мужчина с моноклем.

– Действительно, это барон Альтенхайм. Ваши люди на месте, господин Вебер?

– Да, спрятались на дороге на расстоянии двухсот метров.

– Хорошо, господин Вебер, мне кажется, что надо собрать их и привести к этой привратницкой. Я позвоню. Поскольку барон Альтенхайм меня знает, полагаю, что мне откроют, и я войду… вместе с вами.

– План превосходный, – сказал господин Вебер, – я сейчас вернусь.

Он покинул сад и пошел по дороге в противоположную сторону от «Глициний».

Сернин поспешно схватил за руку одного из братьев Дудвиль.

– Беги за ним, Жак… Отвлеки его… на то время, пока я зайду в «Глицинии»… А потом задерживай штурм… как можно дольше… придумывай предлоги… Мне нужно десять минут… Пусть окружат виллу… но не входят внутрь. А ты, Жан, займи место во флигеле «Гортензия», у выхода из подземного прохода. Если барон захочет выйти оттуда, размозжи ему голову.

Дудвили удалились. Князь выскользнул наружу и подбежал к высокой бронированной калитке, ведущей в «Глицинии».

Звонить ли?

Вокруг – никого. Одним прыжком Сернин взобрался на калитку, поставив ногу на выступающий край засова; цепляясь за перекладины решетки, упираясь коленями и подтягиваясь на руках, с риском упасть на острые концы перекладин, ему удалось преодолеть калитку и спрыгнуть.

Он быстро пересек мощеный двор и поднялся по ступенькам перистиля с колоннами, куда выходили окна, вплоть до фрамуг закрытые сплошными ставнями.

Пока он раздумывал, каким способом проникнуть в дом, приоткрылась дверь, железный скрежет которой напомнил ему дверь на улице вилла Дюпон, и появился Альтенхайм.

– Князь, вы таким образом проникаете в частные владения? Я буду вынужден обратиться к жандармам, любезный.

Схватив его за горло, Сернин опрокинул Альтенхайма на банкетку и произнес:

– Женевьева… Где Женевьева? Если ты не скажешь мне, что ты, несчастный, с ней сделал…

– Прошу обратить внимание, – с трудом пробормотал барон, – что ты не даешь мне говорить.

Сернин отпустил его.

– К делу!.. Да поживее!.. Отвечай… Женевьева?..

– Есть одна вещь, – возразил барон, – гораздо более неотложная, в особенности если речь идет о молодцах нашей породы, – это оказаться взаперти у себя дома…

И он старательно закрыл дверь, заперев ее на задвижку. Потом, проводив Сернина в соседнюю приемную без мебели и без гардин, сказал ему:

– Теперь я в твоем распоряжении. Чем могу служить, князь?

– Что с Женевьевой?

– Она в полном порядке.

– Ах так! Ты признаешься?..

– Черт возьми! Я даже скажу, что твоя неосмотрительность на сей счет удивила меня. Почему ты не предпринял никаких шагов? Было неизбежно…

– Хватит! Где она?

– Ты невежлив.

– Где она?

– В четырех стенах, свободна…

– Свободна?..

– Да, свободна ходить от одной стены до другой.

– Наверняка это вилла Дюпон? В тюрьме, которую ты придумал для Стейнвега?

– А-а, тебе известно… Нет, она не там.

– Тогда где? Говори, иначе…

– Послушай, милый князь, ты полагаешь, что я буду настолько глуп, чтобы выдать тебе секрет, с помощью которого сдерживаю тебя? Ты любишь малютку…

– Замолчи! – вне себя воскликнул Сернин. – Я запрещаю тебе…

– Что дальше? Это, выходит, бесчестье? Но мне она очень нравится, и я даже пошел на риск…

Он не закончил фразы, испугавшись страшного гнева Сернина, гнева, с трудом сдерживаемого, безмолвного, исказившего черты князя.