813

Они долго смотрели друг на друга, каждый искал слабую точку противника. Под конец Сернин подошел вплотную и четким голосом человека, который скорее угрожает, нежели предлагает соглашение, произнес:

– Послушай меня. Помнишь предложение о сотрудничестве, которое ты мне сделал? Дело Кессельбаха на двоих… действовать сообща… поделить барыши… Я отказался… Теперь я согласен…

– Слишком поздно.

– Подожди. Я соглашаюсь на большее: я отхожу от дела… Я ни во что не вмешиваюсь… ты получишь все… При надобности я помогу тебе.

– Условие?

– Скажи мне, где находится Женевьева?

Тот пожал плечами.

– Ты заговариваешься, Люпен. Это меня удручает… В твоем-то возрасте…

И снова молчание между двумя врагами, молчание страшное.

Барон усмехнулся:

– А все-таки это чертовское удовольствие, видеть, как ты канючишь, выпрашивая милостыню. Послушай, у меня такое ощущение, будто простой солдат дубасит сейчас своего генерала.

– Дурак, – прошептал Сернин.

– Князь, сегодня вечером я пришлю к тебе моих секундантов… если ты еще будешь пребывать на этом свете.

– Дурак! – повторил Сернин с бесконечным презрением.

– Ты предпочитаешь покончить с этим прямо сейчас? Будь по-твоему, князь, пришел твой последний час. Можешь препоручить свою душу Господу. Ты улыбаешься? Напрасно. У меня перед тобой огромное преимущество: я убиваю… при надобности…

– Дурак! – еще раз сказал Сернин.

Он достал свои часы.

– Два часа, барон. У тебя осталось всего несколько минут. В пять минут третьего, самое большее в десять минут, господин Вебер и с полдюжины крепких, не слишком разборчивых молодчиков взломают дверь твоего логова и арестуют тебя… Не улыбайся. Выход, на который ты рассчитываешь, обнаружен, я его знаю, его охраняют. Так что ты попался. Это смертный приговор, старина.

Страшно побледнев, Альтенхайм пробормотал:

– Ты это сделал?.. Ты имел подлость?..

– Дом окружен. Штурм неизбежен. Говори, и я спасу тебя.

– Как?

– Выход из флигеля охраняют мои люди. Я назову тебе пароль для них, и ты спасен.

Альтенхайм задумался на несколько секунд, казалось, заколебавшись, но потом вдруг решительно заявил:

– Это вранье. Ты не настолько прост, чтобы самому броситься в волчью пасть.

– Ты забываешь о Женевьеве. Если бы не она, думаешь, я был бы здесь? Говори.

– Нет.

– Ладно. Подождем, – сказал Сернин. – Сигарету?

– С удовольствием.

– Ты слышишь? – спросил через несколько секунд Сернин.

– Да… да… – вставая, сказал Альтенхайм. Послышались удары в калитку.

– Никаких положенных предупреждений, – произнес Сернин, – никаких переговоров… Ты по-прежнему упорствуешь?

– Больше, чем когда-либо.

– А знаешь, что с теми инструментами, какие у них есть, это ненадолго?

– Даже будь они в этой комнате, я бы тебе отказал.

Железная калитка поддалась. Послышался скрежет петель.

– Дать схватить себя, это я допускаю, – продолжал Сернин, – но самому протягивать руки в наручники, это чересчур глупо. Послушай, не упрямься. Говори и беги.

– А ты?

– Я остаюсь. Чего мне бояться?

– Взгляни.

Барон указал ему на щель в ставне. Сернин приложил к ней глаз и отскочил.

– Ах, бандит, ты тоже, тоже выдал меня! Там их не десять, Вебер привел с собой пятьдесят, сто, двести человек…

Барон откровенно смеялся:

– А если их столько, значит, речь, безусловно, идет об Арсене Люпене? Для меня хватало и полдюжины.

– Ты предупредил полицию?

– Да.

– Какое доказательство ты привел?

– Твое имя… Поль Сернин, то есть Арсен Люпен.

– И ты сам об этом догадался, сам?.. О том, о чем никто ни разу не подумал? Да будет тебе! Признайся, это опять все тот, убийца.

Князь смотрел в щелку. Множество полицейских окружили виллу, и теперь удары сокрушали входную дверь.

Необходимо было подумать либо об отступлении, либо о выполнении задуманного им плана. Но удалиться, хотя бы на мгновение, это значило оставить Альтенхайма, а кто мог поручиться, что в распоряжении барона не было другого выхода, чтобы бежать? Эта мысль потрясла Сернина. Свободный барон! Барон, вольный вернуться к Женевьеве и мучить ее, и подчинить своей постыдной любви!

Стесненный в своих намерениях, вынужденный быстро импровизировать и при этом учитывать опасность, которой подвергалась Женевьева, Сернин какое-то время пребывал в жестокой нерешительности. Пристально глядя в глаза барона, он хотел бы вырвать его секрет и уйти, но больше не пытался переубедить его, любое слово казалось теперь бесполезным. И, не переставая размышлять, князь задавался вопросом, каковы были мысли барона и его средства, на чем основывалась его надежда на спасение. Окованная железом дверь в прихожую, хотя и крепко запертая на засовы, начала сотрясаться. Оба мужчины неподвижно стояли перед этой дверью. До них доносился звук голосов, смысл слов.

– Ты, кажется, крепко уверен в себе, – сказал Сернин.

– Еще бы! – воскликнул Альтенхайм, подставив ему подножку, отчего тот упал, а барон обратился в бегство.

Сернин тотчас поднялся, вошел под большой лестницей в маленькую дверь, за которой исчез Альтенхайм, и, кубарем скатившись по каменным ступеням, очутился в подвале.