И внезапно, словно гром среди ясного неба, к Николаю пришло осознание того, что он уже не король. Он вновь перенёсся в какую-то другую жизнь, а та жизнь осталась где-то в прошлом. И принцесса тоже осталась в прошлом. И ничего этого больше не вернуть никогда. И как только он понял это, его сердце сжалось, а по щекам потекли слёзы. Он лежал в темноте, снова и снова прокручивая в голове последние несколько дней и ночей, которые он провёл вместе с принцессой, и не понимал, как дальше жить без неё.
Но вскоре темнота стала рассеиваться, так как сквозь щели в дощатой стене появился свет, и мысли о принцессе постепенно отошли на второй план. Николаю нужно было приспосабливаться к новой реальности. Оказалось, что людей в бараке довольно много. Теперь уже то тут, то там слышалось шевеление, покашливание, звон цепей. Выходит, что не только один Николай был закован в кандалы.
Вдруг дверь в барак распахнулась и в проёме возникла мужская фигура. Лица его не было видно, так как он стоял против света, да к тому же ещё и на довольно приличном от Николая расстоянии.
– Подъём, каторжане! – заорал он. – Стройся на перекличку!
Весь барак моментально пришёл в движение. Все начали вскакивать со своих мест и выстраиваться в линию, в том числе и соседи Николая. Ему ничего не оставалось, как последовать их примеру.
– Первый! – закричал кто-то.
– Второй!
– Третий!
Вскоре очередь дошла и до соседа справа.
– Двадцать третий! – закричал он.
Николай решил, что ему нужно осмотреться, вжиться в уготовленную ему роль, а дальше будет видно, как себя вести, поэтому тоже крикнул:
– Двадцать четвёртый!
И перекличка продолжилась. Как и следовало ожидать, все оказались на месте, поэтому охранник произнёс фразу, которую, скорее всего, за всё то время, что он здесь находился, произносил не одну сотню раз:
– Выходим, оправляемся, завтракаем и на работу!
«Как скот на убой», – думал Николай, наблюдая, как каторжане маленькими шагами направляются к выходу. Да и он шёл точно так же, теперь он был одним из них.
Во время завтрака, рассматривая что-то непонятное у себя в миске, он спросил сидящего рядом с ним мужика:
– Куда нас на работу отправят?
– Ты чего, Панкратов, не выспался, что ли? – удивлённо спросил тот. – Как обычно, в каменоломню.
– Панкратов! Грухин! – крикнул один из надзирателей. – Что за разговоры? Встать!
Сосед Николая быстро поднялся, и Николай последовал его примеру. Он уже понял, что его фамилия Панкратов, а соседа – Грухин.
– Уже наелись? – ухмыльнулся надзиратель. – Не терпится на работу? Так это мы живо устроим. А ну, все встали, живо!
Прошло всего несколько секунд, и больше сотни человек стояли по стойке смирно, внимательно глядя на одного надзирателя. Несмотря на ухмылку, глаза у него были злыми, а сам он очень смахивал на бульдога.
– Всем на работу! – закричал он, и каторжане, не съев и половину своего завтрака, куда-то пошли.
Идти было неудобно, мешали кандалы. Похоже, что их никогда не снимали, даже ночью, и свидетельством этому служили явные отметины на руках и ногах. По всей видимости, не снимали их и во время работ на каменоломне. По крайней мере, они уже подходили к шахте, а никто и не собирался этого делать.
Каторжане остановились перед входом в шахту, и половина из них направилась куда-то в сторону.
– Куда они? – спросил Николай своего соседа по фамилии Грухин.
– Тихо, – испуганно прошептал тот и стал озираться по сторонам, но, поняв, что их никто не слышал, немного успокоился.
Когда первая половина каторжан скрылась из виду, вторая, в которой находился и Николай, стала по одному заходить в шахту.
Глава 40
Работа на каменоломне была очень тяжёлой. Нужно было ударять по скале киркой и откалывать камни. Затем эти камни собирались в тачку и вывозились из шахты. С непривычки у Николая довольно скоро заболели мышцы, но останавливаться было нельзя, так как по шахте ходил надзиратель. Но он не мог всё время смотреть на одних и тех же, шахта была большая, и людей здесь было много, поэтому иногда каторжане всё-таки могли немного передохнуть.
В один из таких моментов Грухин спросил Николая:
– Панкратов, что с тобой сегодня? Знаешь ведь, что нельзя разговаривать ни во время завтрака, ни в строю. Повезло ещё, что Бульдог только завтрака лишил, а мог и гораздо серьёзнее наказать.
Не зря Николай решил, что надзиратель был похож на бульдога. Видимо, здесь его все так и называли. Николай задумался над тем, не покажется ли странным Грухину, если он спросит, куда отправилась половина каторжан. Но тут на горизонте появился надзиратель, и они продолжили работать.
Следующая возможность поговорить выдалась только лишь через час. Николай как раз вернулся с пустой тачкой, надзиратель был далеко, и он решил задать Грухину тот же самый вопрос. Но его опередил молодой каторжанин.
– А почему не все пошли в пещеру? – спросил он.
Грухин прекратил ударять киркой по стене, посмотрел, нет ли надзирателя, и ответил: