99 дней

Можешь смотреть на меня, хочу сказать Патрику. Все в порядке, это я; ты можешь смотреть.

Он пожимает плечами и потирает шею, глядя на холодную черную воду.

– Готова? – спрашивает он.

– Ага. – Прочищаю горло, сглатываю. – Если ты готов.

– Да, Молс, – говорит Патрик, – я готов.

И мы прыгаем.

Как же это бодрит, вот так пронестись по воздуху – ощущение секундного полета, холодный утренний воздух бьет по коже. Мы пронзаем поверхность воды, словно двойной взрыв.

– Черт побери, – ругается Патрик, когда мы выныриваем – холодно, в этом он прав, и этот холод резкий, внезапный и приносящий боль. Он натянуто хохочет. – И чья это была идея?

– Какого-то придурка, – отвечаю я, и голос дрожит так же сильно, как и тело. Я плыву до середины, шлепая по воде, чтобы согреться. Патрик делает кувырок, капельки воды прилипли к его ресницам. Мне хочется провести пальцем по его выступающей ключице. Интересно, что будет, если я это сделаю. Чувствую, как двигается под водой моя грудь. Господи, мне очень, очень холодно.

– Что теперь? – спрашиваю я, чуть задыхаясь.

– Не знаю, – отвечает Патрик, вода стекает с его волос и струится по щекам, и он прижимается ртом к моему.

Этот поцелуй приятный. Господи, он самый лучший. Поцелуй, которого я ждала все лето и, возможно, всю свою жизнь. Теплые губы Патрика, его влажные плечи под моими ладонями, его шея и мокрые волосы на затылке. Такое ощущение, что горит каждый сантиметр моей кожи, по всему телу оживают нервные окончания. Клянусь, я слышу ровный гул двигающейся по венам крови.

– Привет, – бормочет Патрик, лизнув точку пульса под моим подбородком. Я чувствую под ногами покрытое водорослями дно озера. Он возится с застежкой моего спортивного бюстгальтера, и я помогаю снять его. Вода кажется холодной и черной везде, где мы прижимаемся друг к другу. Мои ноги рефлекторно обвивают его талию.

– Привет, – тихо отвечаю ему и снова целую.

Наш поцелуй в темной воде продолжается довольно долго, поблизости никого нет. Я чувствую его крепкое тело, его руки распутывают мои влажные волосы. Патрик отстраняется на мгновение, чтобы посмотреть на меня.

– Молс, – произносит он таким голосом, словно я – драгоценность, нечто редкое. – Молли.

Я качаю головой и даже краснею, хотя вода как будто становится холоднее, но я замерзаю и одновременно горю.

– Патрик.

– Мои слова в тот день, когда шел дождь, были правдой, – бормочет он, громко сглотнув. – Насчет того, что ты красивая. Я знаю, что ты не выпрашивала комплимент. Но это правда.

Обхватываю его лицо ладонями и снова целую, ни о чем не желая думать, кроме этого момента, как будто звук нашего учащенного дыхания ограждает нас от всего на свете. Но все равно не могу не спросить:

– Что мы делаем? – В его вкусе чувствуются вода и зубная паста. – А? Патрик? Ты должен мне сказать, что мы…

– Я не знаю, – отвечает Патрик. За все лето я ни разу не слышала в его голосе такой уязвимости. Его лицо так близко ко мне, что я вижу крапинку в глазу, темное пятнышко, которое я рассматривала, как свое. Будто таким образом могла забраться в его душу. – Я не знаю. Мы разъедемся в разные стороны, ведь так? Ты поедешь в Бостон с моим братом.

– Я не… – начинаю я, но Патрик меня перебивает.

– Это неважно, – говорит он, его руки блуждают по мне, мое тело изгибается от его прикосновений. – Это все еще здесь, верно? Между тобой и мной. Я любил тебя, Молли, я люблю…

Патрик спохватывается и не заканчивает предложение. Я обнимаю его за шею и держусь.

День 71

На работе от меня никакого толку. Приходится трижды пересчитать общую сумму заработной платы, чтобы цифры сошлись. Не могу перестать думать о Патрике.

Вспоминаю, как в самом конце десятого класса призналась маме о нас с Гейбом – через две недели после случившегося, после выпускного, Гейб уехал работать вожатым в лагере Беркшира, а мы с Патриком так и не разговаривали. Все вырвалось из меня, как из давно спящего вулкана.

– Расскажи мне, – попросила мама, настойчиво и внимательно глядя на меня. Это было похоже на очищающий огонь.

После этого я побежала к Доннелли, не успело еще даже посветлеть, и воспользовалась запасным ключом, который Конни прятала в огороде под глиняной лягушкой.

– Проснись, – сказала я Патрику, забравшись к нему на кровать. От него пахло сном и домом. Я чувствовала себя так, словно увернулась от смертоносной пули. Как один из тех людей, что попадают под поезд, но остаются невредимыми. Я ощущала себя виноватой и удачливой. – Проснись, это я.

– Что? – Патрик заморгал и испуганно потянулся к моей руке. – Молс, что случилось? Что ты здесь делаешь?

– Я больше не хочу расставаться с тобой, – выпалила я. – Я никуда не поеду, никогда никуда не уеду; вела себя, как идиотка. – Покачала головой. – Я могу бегать и здесь, я хочу остаться здесь. Я решила и хотела рассказать тебе, как только… – Я замолчала. – Пожалуйста. Давай забудем об этом, и все станет, как прежде, хорошо?