99 дней

Этот поцелуй совсем не похож на тот у дерева, на отчаянное царапание – он медленный и сдержанный. Длинные ресницы Патрика касаются моих щек. Я издаю тихий стон.

– Тс-с, – снова говорит он, его теплые руки пробираются под мою футболку и обводят эластичную резинку моего бюстгальтера. Я дрожу. А потом наконец отстраняюсь.

– Что это? – спрашиваю я. Еще хуже, что в этот раз поцелуй был неспешным и приятным. Это намного хуже. – Что ты делаешь со мной, Патрик? Тесс – моя подруга.

– А Гейб – мой брат, – спокойно сообщает Патрик. – Но что есть, то есть.

– Мне с ним расстаться? – выпаливаю я и тут же чувствую, как краснеют щеки. Ужасно высказать эту мысль вслух – так же ужасно, как заниматься всем этим. Я забочусь о Гейбе. Я влюбляюсь в Гейба. Тогда какого черта здесь делаю? – Расстаться?

Патрик качает головой.

– Я не расстанусь с Тесс, – решительно говорит он. – Это не случится снова.

Смотрю на него, пульс на запястьях и ключице гудит, как улей. Влажный летний воздух давит. Он снова подается вперед, чтобы поцеловать меня, опускает на подлокотник дивана. Я закрываю глаза и полностью тону в этом.

День 67

Дома только Гейб, когда следующим вечером я заезжаю забрать его на двойное свидание с Келси и Стивом.

– Я здесь, – кричит он, когда я стучусь в дверь-ширму. Его комната находится неподалеку от кухни и представляет собой крошечное пространство, в котором сто лет назад ютились слуги, когда на ферме были лошади, свиньи и коровы. Гейб получил ее в тринадцать лет ввиду того, что был самым старшим.

– Привет, – настороженно здороваюсь с ним, прислонившись к дверному косяку: комната такая же, какой я ее помню – сине-зеленое клетчатое покрывало, комод из сосны. Здесь невероятно чисто для парня-подростка, как будто никто в ней не живет. У Патрика в комнате всегда бардак.

– Привет, – отвечает Гейб, натягивая поношенное серое поло. Меня не было здесь все лето, не было с тех самых пор, как между нами все произошло той ночью в мае в десятом классе, когда Патрик меня бросил.

Помню, как, полностью растерянная, спустилась по лестнице и зашла на кухню – между нами как будто разверзся каньон, как в каком-то старом мультфильме, где в земле появляется трещина, и через пять секунд она расходится. Это как свалиться с утеса и осознать это, лишь взглянув вниз. Я стояла там в оцепенении и с трудом услышала, как захлопнулась боковая дверь, а потом взревел двигатель «Бронко», когда Патрик сорвался с места.

Я не осознавала, что плачу, пока не увидела Гейба.

– Привет, Молли Барлоу, – сказал он, взглянув на меня, а потом еще раз, повнимательнее; он готовил на разделочной стойке сэндвич с индейкой, два куска хлеба уже лежали на тарелке. Он окончил школу полторы недели назад. – Что случилось?

Я покачала головой.

– Нет, ничего, – ответила я, вытирая лицо и подумав обвинить во всем аллергию. Потом поняла, что он мне не поверит, да и все равно это не имело значения. Это же Гейб.

– Поссорилась с твоим братом, но мы все решим, все нормально.

– Снова поссорились? – Гейб отложил нож и слизнул горчицу с большого пальца. Затем удивленно посмотрел на меня. – Какого черта, а? Реки превращаются в кровь?

– Заткнись. – Я засмеялась и шмыгнула носом. – Да, типа того. Ругаемся из-за одного и того же.

– Из-за частной школы? – спросил Гейб, а потом замешкался. – Извини, я не пытаюсь залезть к тебе в душу.

– Нет-нет, – сказала я, качая головой. – Все в порядке.

– Хорошо, – сказал Гейб, пересек кухню и встал рядом со мной у раковины. Так близко он был даже выше, чем я думала, я доходила ему лишь до груди. Мы редко оставались с ним наедине. – И… что?

И я рассказала ему.

Я рассказала Гейбу всю историю, о рекрутере и Бристоле, что мы с Патриком вдруг начали общаться на разных языках, как при строительстве Вавилонской башни или на кассете с французским, которые нравилось слушать Конни, пока она полола огород. Что я не знала, как теперь с ним разговаривать, не знала, как заставить его меня слушать. И чувствовала себя более одинокой, чем когда-либо.

– Я вообще не хочу ехать в проклятый Темпе, – закончила я. – Что там в Темпе? Ничего. Но я просто… я просто хотела поговорить. А он вместо этого… расстался со мной.

Гейб молча слушал, скрестив руки и сосредоточив на мне взгляд голубых глаз. А когда я замолчала, выжатая, как лимон, он вздохнул.

– Слушай, – наконец сказал он. – Ты знаешь моего брата. Знаешь его лучше всех остальных. Знаешь, какой он. Он что-то вбивает себе в голову, и это конец, понимаешь? Он чертов осел. Если он решает, что это кому-то не подходит – особенно ему, – то все. А твой переезд на другой конец страны, даже ради занятия чем-то крутым, даже если ты очень сильно этого хочешь? Ему это определенно не понравится. – Гейб сделал паузу на секунду, а потом продолжил: – И я серьезно. Молли Барлоу, стоит ли оно того? И мне это тоже не понравится.

Я уставилась на него, не понимая.

– Я…

Гейб тут же покачал головой.