9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Я ничего не ответил. Я смотрел по сторонам: декоративная луна, декоративная улица, декоративные машины, декоративные дома, декоративные прохожие, декоративная А., что смотрела на меня своей декоративной улыбкой со светящимся декоративной радостью глазами.

– А что с постановками с твоими друзьями?

– С какими постановками? О чем ты?

– С друзьями, что вы тогда делали все эти идиотские представления на перекрестке в центре, потом еще в квартире. Они были на спектакле? Рады за тебя?

– Ты не заболел? О чем ты вообще говоришь?

– Хватит, я уже не могу изображать. Ты была на том типа спектакле. Ехала в чужой куртке, спала на моей кровати.

– Дорогой мой, хочешь поимпровизировать – я всегда рада, но давай в другой раз, я сейчас только что отыграла один, как ты видел, и отыграла весьма и весьма, так что заслуживаю немного отдыха. И праздника. Не порть его! Как, кстати, назывался тот бар на крыше отеля? Мне он очень понравился.

– Я уснул.

– Что? – я увидел, как она непроизвольно подернулась в эмоции, которую сразу же задушила в зародыше. Это не было характерно ни для одной из ее героинь, чьи жесты я уже успел заучить наизусть.

– Я уснул. Я видел только первую сцену, все остальное я уже успел заучить до тошноты.

– Что ж, спасибо за рецензию, – слова прозвучали со злобой, не с высокомерной снисходительностью, в которой была хороша эта А. Откровенной злобы она себе никогда не позволяла, за это была ответственно другая А., я это прекрасно знал. Я почувствовал сбой в образах и продолжил давить.

– Ну что, будешь изображать оскорбленную диву? Ты отыграла в спектакле. Все закончилось. Можно уже нормально себя вести? Без ужимок, без этих вымученных образов?

– Хватит, ты ведешь себя ужасно. Это же такой прекрасный день! Или на тебя так вдохновил образ мужа, что нещадно мучал меня в спектакле? – А. отчаянно пыталась сохранить самообладание.

– Нет, он вообще полный ноль. Не понимаю, как таких тупорылых актеров вообще можно набирать.

– Ну с этим я отчасти согласна.

Я повернулся и решительно взял ее за плечи. Глаза ее округлились, в них промелькнул страх.

– Пожалуйста, хватит! Мне до жути надоело смотреть на всю эту показушность, на эту наигранность, я хочу увидеть настоящую тебя. Не эту диву, не вздорную деваху с перекрестков, не молчаливую, а настоящую. Где среди них настоящая ты? Сколько можно изображать?!

Она предприняла последнюю попытку, перевоплотившись в свой кошачий образ. Я первый и последний раз видел перевоплощение своими собственными глазами. Это произошло в один момент, из возмущенной дивы она стала грустной кошкой. Глаза заслезились, она выбралась из моих рук и прижалась ко мне. На секунду сработало, я забылся, я принял ее в свои объятия и провел рукой на ее волосам. Она учащенно дышала, урчала, но в момент, как она посмотрела мокрыми глазами в мои, я мной овладела ярость. Я оттолкнул ее. А. отступила на два шага назад и посмотрела на меня совершенно другими, пустыми, абсолютно ничего не выражающими глазами. Она спросила ровным тоном, голосом, который я раньше не слышал. Он не принадлежал ни одной из ее героинь, даже той, что была на кровле торгового центра.

– Что ты хочешь от меня?

– Правду. Я хочу увидеть настоящую тебя.

– Правду? Настоящую меня? Ну вот она. Смотри. И для чего она тебе? Что ты хочешь ей доказать? Правда всегда уродлива. Она не приносит ничего, кроме разочарования. Она как гильотина. Протрезвление наступает сразу. Но, к сожалению, оно оставляет тебя обескураженным и сломленным. Этот мир, не создан для правды. Реальность отвратительна в своей сути. Она оставляет тебя лежать обессиленным вместо того, чтобы сподвигать двигаться куда-то дальше. И иначе нельзя, ты либо пытаешься обмануть себя, либо остальных. Я предпочитаю сразу оба варианта. Тебя не вышло. Ну что же, надеюсь, ты доволен. Я не собираюсь, оставаться тут рядом с тобой. Мой мир куда лучше. Он светлее радостнее и наполнен смыслом. А ты держись за свою правду. Можно подумать, от нее кому-то хоть раз стало лучше.

Я стоял на месте, ошеломленный образом настоящей А. Она же была напротив, с холодным взглядом и нескрываемой ухмылкой. Затем сказала: «Прощай». И вышла из закоулка, спешно свернув за угол. Я дернулся с места, догнал ее, развернул, схватив за плечо. Старая знакомая со сцены испуганно произнесла: «Молодой человек, что Вы себе позволяете. Прекратите! Иначе я буду кричать!». Я отпустил ее руку, и она, возмущенно цокая каблуками, спешно скрылась за поворотом. А я остался стоять возле театра, где очарование обмана развеялось навсегда.

VII

.

Стоит ли говорить о том, чего никогда не было? Выдумывать нечто, что так и не соизволило случиться?